Разбитое сердце королевы Марго

И тяготясь ожиданием его смерти, быть может, видя в том ожидании зловещую предрешенность, Карл покинул Лувр.

– Мне жаль. – Бонифас коснулся губами ее руки. – Но Господь будет милосерден к нему… и к нам…

Позже Маргарита гадала, что было бы, если бы он, осторожный Ла Моль, сумевший избежать многих ловушек Лувра, остановился бы на том высказывании, в котором не было измены. Но он, ослепленный любовью, доверяющий ей, верно, больше, чем кому бы то ни было, продолжил:

– Подумай сама, Маргарита, быть может, Господь тоже устал от войн? Король в величии своем не желает понимать, что многие малые люди мира сего обладают небывалым упорством, когда дело касается вопросов веры…

Цвели розы.

Благоухали.

И в томном аромате их Маргарите отчетливо чудился запах ладана.

– Быть может, другой король… более терпимый к чужой вере, принесет мир этой земле.

– Как ты можешь говорить…

– О терпимости? – печально усмехнулся Ла Моль. – Или о короле? Я предан католической истинной вере, но это не мешает мне понимать, что кровью и силой не добиться послушания. Чем сильней король будет ограничивать права гугенотов, тем большее возмущение он вызовет… их сотни и тысячи. Сотни тысяч. И многие города принадлежат им…

О том Маргарита знала, она слушала молча, не смея прервать пламенную речь любовника, который все больше распалялся. Верно, слишком давно носил он в себе недовольство.

– И король не должен был обращать одних своих подданных против других. И пусть Господь покарает меня за вольнодумство, но… лишь ему решать, как наказывать еретика. Их души, быть может, и сгорят в адском пламени, и будут мучиться вечность, до самого Судного дня, однако же не ты и не я будем виной тому…

В саду, в беседке, затянутой колючим покрывалом роз, было тихо, до того тихо, что Маргарита вдруг испугалась этой тишины.

И отстранилась, чего Ла Моль, увлеченный собственной речью, не заметил.