В одиночку он сумел бы доплыть в таком положении до противоположного берега без особых проблем, но Айсет забилась в его руках, стремясь вырваться наверх. Девушка потеряла достаточно сил, когда бежала по лесу, кроме того, ей мешало длинное платье.
Панкрат вытолкнул ее на поверхность, пробкой вылетел вслед за ней, и тут же раздался залп из нескольких ружей. Пули засвистели со всех сторон, они ударялись о гребни волн спереди и сзади, прошивая их насквозь и оставляя после себя белые хвосты, уходящие на дно. Свинцовый ливень наступал все ближе, грозя накрыть беглецов смертельными строчками.
Айсет выплюнула воду изо рта, хотела глотнуть воздуха и как-то странно замерла, закатывая зрачки под верхние веки. Панкрат заметил, что от ее правого плеча потянулась извилистая струйка крови, он зашарил глазами по спутнице, но ее лицо и шея оставались чистыми. Значит, оставалась надежда дотащить ее до берега живой.
Он оседлал один из стремительных потоков, стиснув зубы, прокатился на нем несколько сажен, перескочил на другой, такой же непокорный, проехал на гребне с девушкой еще какое-то расстояние. Нужно было спешить, пока противник перезаряжал оружие, к тому же до более-менее спокойной воды было не так уж далеко. И хотя фонтанчики от пуль продолжали вскипать вокруг, они уже не казались такими опасными. Панкрат понимал, что преследователи стреляют из пистолетов, а из этого вида оружия попасть в цель на таком расстоянии мог лишь самый искусный стрелок.
Неожиданно над водой снова пронесся гром выстрелов, и в голове у казака мелькнула мысль, что слишком уж быстро чеченцы смогли перезарядить ружья. Он невольно обернулся назад и увидел, что собравшиеся на берегу горцы прыснули в кусты, как потревоженные волком зайцы. Сердце у него учащенно забилось, он осознал, что таким дружным залпом могли встретить врага только его братья-казаки.
– Панкратка-а, правь на отмель, мы тебя прикро-оем, – донесся до него голос, приглушенный ревом воды.
Наверное, это беспокоился друг Николка.
Снова вокруг беглецов вскинулись фонтаны от пуль, каждая из которых могла угодить в них. Чеченцы, прятавшиеся в камышах, пришли в себя, они не в силах были смириться с тем, что с их территории живым и невредимым уходит враг, прихвативший с собой, словно в насмешку над ними, первую в округе невесту. Ярость сжигала их сердца, заставляя беспорядочно лупить из ружей наугад. Преследователи понимали, что добыча ускользает из их рук, они давно бы бросились в реку, чтобы поймать влюбленных и растерзать их, но на другом берегу продолжали собираться неизвестно откуда возникшие казаки. Они ни в чем не уступали горцам, мало того, за ними стояла огромная и неприветливая Россия.
Панкрат упорно тащил девушку на отмель, наконец ему показалось, что он коснулся ногой дна. Подгребая одной рукой, урядник продвинулся вперед еще на несколько вершков и зацепился чувяками за скользкие камни на дне. Бешеные струи пытались снова столкнуть обоих в круговерть воды, но казак упорно продвигался вперед, не выпуская из рук потерявшей сознание возлюбленной.
Снова из камышей послышался волевой голос:
– Станичники, а ну, прикрой, Отцу и Сыну…
Из зарослей навстречу Панкрату рванулся сухопарый Ермилка, вдвоем они подхватили девушку под плечи, укрылись с нею за плотной стеной высоких стеблей с коричневыми метелками. У берега их уже поджидали казаки с кордона, остальные станичники не переставали посылать пулю за пулей в сторону врага. Иногда оттуда прилетал испуганный гортанный вскрик, говоривший о том, что заряд нашел свою жертву.
Под защитой казаков Панкрат с Ермилкой пробежали до близкого леса и положили девушку на заранее расстеленную бурку. Лицо ее по-прежнему оставалось бледным, губы прошивались судорогой, но на шее под тонкой кожей упрямо пульсировала жилка, она будто заявляла, что умирать девушке еще рано.
Панкрат упал на колени перед возлюбленной, разорвал платье до предплечья. Пуля вошла чуть выше правой лопатки и застряла под плечом, но ключица оказалась целой. Казак поманил к себе Николку, забрав у него кружку, велел нацедить в нее чихиря из баклажки, затем вытащил кинжал, смочил его острие и расширил края раны. Он плеснул вина и туда, отчего девушка передернулась, и только после этого, как заправский лекарь, вогнал острие под кожу и моментально выковырнул пулю из-под ключицы. Девушка вскрикнула, вытаращила огромные черные глазищи. Вряд ли она понимала, куда ее занесло, но когда зрачки сошлись на лице Панкрата, губы ее дрогнули.
– Любимый, – негромко произнесла она по-татарски. – Разве Аллах пощадил нас, и мы еще не вознеслись на небо?
– Пока мы на земле, моя возлюбленная Айсет, – казак прижал ее голову к своей груди. – Самое страшное осталось позади, мы с тобой дома, нам предстоит начать новую жизнь.