Разгон

Там, где касалось общих проблем, Кучмиенко повторял общие фразы. Всю жизнь плести общие фразы - это намного проще, чем задумываться над истинами, каких человечество еще не знает. Истины живут независимо от наших знаний и наших усилий. Никто их не открывает, а просто называют время от времени и поднимают шум, якобы кто-то что-то нашел. Как тот канадский профессор, что "открыл" так называемый стресс. Без стресса ни тпру ни ну, стресс и вреден, но и полезен, ибо дает выход нашим чувствам и еще там всякому душевному шлаку, очищает наши души и организмы. Вот так открыл! Миллионы лет люди грызлись между собой, смеялись, плакали, целовались, восхищались, стрессовались, не зная, что выполняют установки будущего профессора, который родится когда-то в Канаде! Если уж на то пошло, то Кучмиенко и у кибернетиков не видел никаких открытий. Все эти мальчишки у Глушкова и у Карналя только морочат людям головы. Вместо обычной человеческой речи выдумывают чертовщину - Глушков даже отдел лингвистических проблем открыл. Может, думает, заставят человечество заговорить на каком-то новом языке? Дудки!

Кучмиенко даже вспотел от мыслей. Пот был какой-то липкий, точно конский. На него часто теперь такое нападало. Сегодня несколько раз уже было так в квартире у Юрия, но потом отпускало, он проветривался на балконе, с залива тянуло прохладой, кажется, никто не замечал его неприятного состояния, от которого сам Кучмиенко неизъяснимо страдал, но с которым ничего поделать не мог. Он потел перед начальством, от собственного бессилия, с перепугу, а также - что было хуже всего - возле красивых женщин.

Машина продувалась ночным прохладным воздухом, но Кучмиенко это не помогало, он потел как-то словно бы внутренне, это был пот нетерпения, жажды отмщения, азарта игрока, если можно так выразиться. Кучмиенко даже меньше думал о том, как Анастасия молода, красива, привлекательна - таких женщин в Киеве полмиллиона! Важным прежде всего было то, что она какими-то тайными узами связана с Карналем. Было между ними что-то или не было, все равно Карналь знал о ней, а она знала о нем, они вместе возвращались из Приднепровска, помощник Карналя попытался скрыть это, а раз так, - значит, здесь что-то есть! Случай пришел на помощь Кучмиенко, случай, который мог бы стать как бы возмещением за все утраты и неудачи последних лет в бесплодной погоне за Карналем.

Во взаимоотношениях с женщинами, острее всего чувствуешь свою униженность и неполноценность. Вот ты идешь со своим товарищем, вы одинаковы, вы знаете друг друга с детства, между вами никогда не замечалось никакого неравенства, но попадается на вашем пути женщина и по каким-то непостижимым законам выбирает не тебя, а его! Объяснить это никто никогда не сможет, даже сама женщина, да ты и не нуждаешься в объяснениях, так как душа твоя взывает к справедливости! А что такое справедливость? Это равенство перед злом и добром, в зле равенство выдерживается легче и проще, ибо тогда действительно все несчастны одинаково, но как только воцаряется добро, так и разваливается все стройное сооружение равенства, единообразие нарушается самым возмутительным образом, твои однокашники раскачиваются по таким амплитудам, что уже не то что не поймешь ни одного, но и глазами не успеешь уследить за их мельканием!

Кучмиенко был убежден, что принцип однокашничества должен торжествовать в жизни последовательно и неуклонно, как законы природы. Однокашники, однокурсники, однополчане, земляки, соседи, однолетки - все было одинаково от рождения, и они одинаковы, а потом один остался, как пень у дороги, а другой разросся ветвистым деревом, щедрой рощей, зеленым лесом, и уже к нему идут под его защиту люди, целые толпы. А другому не верится: как же это? Были одинаковые, были рядовые солдаты, однако я солдат, а ты генерал, были студенты, я на уровне студента остался, а ты министр или академик. Должно быть как? Должно все оставаться как было, что тебе, то и мне, права одинаковые, связаны мы с тобой навеки общностью происхождения, учебы, товарищества.

Что за права, что за общность? Откуда это? Может, пришло когда-то с неприветливых гор или из безлюдных пустынь, где все действительно держалось на общности и взаимовыручке, где жестокая природа прижимала человека к человеку, заставляла людей складывать силу к силе. Но цивилизация смела давние обычаи, они не удержались ни на суровых вертикалях гор, ни под дикими ветрами пустынь, зато укоренились среди некоторых равнинных жителей, всходили на дрожжах неторопливости, лености, неповоротливости, завладевали ленивыми душами таких, как Кучмиенко.