Прилегла под плитою каменной,не закрыв калитку в оградке…После тихой кончины маминойчто-то пишет отец в тетрадке.Долгий век достался недёшево.Сил хватает – на помощь птицам:щиплет булку и сыплет крошевоголубям, воробьям, синицам.Отлучив старика от горестипросто тем, что приехал в гости,не хочу о былом разговор вести,да не все в нём отпеты кости.О душевном ли равновесиипомышлять в родословном сыске?!– Ты подростком застал репрессии.Это дедовы братья – в списке?Та ж фамилия, то же отчество.Семьянины, отцы, кормильцы…Вытер батя столешню дочиста.– Нет, – ответил. – Однофамильцы.Вскоре он ушёл вслед за мамоюв край, где все калитки открыты.Не вписавшейся в память драмоютайна рода легла под плиты.Лишь недавно в архиве Ачинская обрёл в метрических книгахсельский мир, позабытый начистов тектонических наших сдвигах.В нём венчались, крестили детушек.Умирали – обидно рано.В нём сходились в корнях прадедушекдва чалдонских семейных клана.Род отца избежал насилия,а другой – не ужился с властью…Крепко вбита наша фамилияв грунт пути к «народному счастью».
2012
Память
По узенькому перешейку,по гати из листвяжных слегуходят, вытянувшись в змейку,мужчины – двадцать человек.– Живи, земля, и слёз не ведай:недолог будет ратный труд.Прощай, округа, жди с победой,до скорой встречи, милый пруд!А он, знакомый от рожденья,неузнаваемо притих.В воде мелькнули отраженья —и снова рябь сокрыла их…Вовек родимые подворьяне знали горших проводин.Из двадцати вернулись двое.А жив поныне лишь один.И каждый год порой весеннейприходит он на старый пруд,глядит – и двадцать отраженийиз глубины к нему идут…
1982
Укрепрайон
…дело прочно,Когда под ним струится кровь…Н. А. Некрасов