Разговор с Каллиопой и Клио. История в избранных стихах и сценах

Поляна красива:полынь и крапива,чабрец, зверобой и пустырник;спорыш-бескорыстники тысячелистник,седой, как черниговский лирник;невесты-ромашкис ватагою кашки,что клевером в книгах зовётся;душица и мята —для сына и брата.Живая вода – из колодца!

3

Кто открыл хуторянке способности трав?Не её ли батьки с Поднепровья?Иль орловка-свекровь, кошенину собрав,речь вела о поправке здоровья?Или сватья-чалдонка по долгу свойств'a

рассказала о средстве старинном?..В чистой бочке зап'aрила травы вдова —воспарила надежда над сыном!Вдалеке от больниц, в деревеньке леснойя дивлюсь рукотворному чуду:растворяет хворобу настой травяной,изымает из тела остуду.Ради сына, чью плоть истомила война,долго травница кланялась лугу.Ну а душу его отмолила онав дальней церкви, одной на округу.

26–31 мая 2016

Землячки

Как много вместилось в неделюи лет, и событий, и стран!И снова льняную куделюпрядёт подмосковный туман.Знакомый простор перед нами,но каждый обыденный штрих

мы видим другими глазами —вернее, глазами других.Глазами девчонок-землячек,которых почёл за ясырьжестокий и сильный захватчик,окинем российскую ширь,пределы степной Украины,края белорусской земли:сквозь мёртвые рвы и руиныневольничьи шляхи прошли…Спасители пленных славянокневест увозили в Брюссель.Но помнился им полустанокза тридевять смежных земель,и снились белёные хатыв цветастых фламандских домах,и красками были богатывиденья сквозь слёзы впотьмах.

Стране ясноглазого Тиля,дотоле неведомой им,они патриотов растили,но песням учили – своим.Спасибо, чужая землица,за то, что умела беречьих стать, их открытые лица,их вольную сельскую речь.

1987, 2016

Цвет на карте

Саксонская весна. Шестнадцатое марта.Преддверие больших германских перемен.И года не пройдёт, а северная картауспеет полинять, как старый гобелен…Мне вспомнились холмы и замки Будишина[9],несуетный уклад укромных площадей,где серенький Трабант, бедняцкая машина,сподручнее Тойот зажиточных людей.Промозглая с утра весенняя погодка

ерошила вихры, трепала пиджаки.И, угольным дымком попыхивая кротко,глядели на меня, прищурясь, чердаки.Я в лавку забегал в стремлении простецкомпогреться у огня в железном камельке,вымучивал вопрос на ломаном немецком,чтоб выслушать ответ на русском языке.На этих площадях ещё не позабылинедальнее родство, двоюродную речьи, может, потому от копоти и пылиотеческую речь сумели уберечь.…Когда грядущий век в деляческом азартепо-новому скроит лоскут материка,отыщется ли цвет на вылинявшей картедля этого, душе родного, уголка?

Сентябрь – октябрь 1990

Вещи

1