Разговор за рюмкой чая. Любить непросто. Просто – не любить

Несмотря на это, остановился я в гостинице: никогда не имел склонности к адюльтеру и не любил стеснять людей.

Сохранять  и поддерживать хорошие отношения можно лишь на определённой дистанции, которая предполагает  обязательное соблюдение неприкосновенности  личного пространства.

На моих глазах десятки раз разрушались дружеские и романтические отношения лишь потому, что кто-то кого-то пустил пастись на зелёную травку глубоко интимной нивы.

Увы, личный эгоизм – болезнь неизлечимая. Маленькие секреты, доверенные лучшему другу или любимому, запросто превращаются в оружие массового поражения.

Конечно, Аннушка была мне крайне симпатична, причём не только по причине приятной внешности, живости характера и схожих интересов.

Некогда у нас было небольшое романтическое приключение.

Да, было дело…

Увлеклись, даже целовались.

Потом появился Генка Осипов.

Отбил.

Так вот, как я и говорил, Аннушка предлагала сразу поселиться у неё, но ведь я женат, этим всё сказано.

Понятно, что просидели мы с ней по приезде за рюмкой чая чуть не до утра.

Анюта намекала, что остаться, означает согласие вспомнить, что мы не только друзья.

Я извинился. Анюта поняла.

Всё-таки на прощание я её поцеловал.

Один разочек.

В поезде у меня была масса времени поразмыслить о жизни.

Аннушка, прощаясь, так бесхитростно, так искренне демонстрировала свои чувства, что всколыхнула ностальгические воспоминания.

Я лежал с закрытыми глазами, вызывая в памяти живые сентиментальные переживания тех лет, воспроизводил, словно наяву, события, фрагменты разговоров, запахи, звуки, ощущения.

Конечно, приятно было вспоминать обо всём этом, но дома меня ждала жена, Люся, с которой я счастливо прожил одиннадцать лет.

У нас рос замечательный сын.

Обалдуй, конечно, но это возрастное, временное.

Я ведь люблю их, очень люблю.

На этой трогательной ноте я и приехал домой.

Соскучился – жуть.

Настроение, навеянное воспоминаниями и приятной поездкой, было замечательное: лирическое, игривое.

Хотелось поделиться с женой впечатлениями и непременно отметить приезд.

Красное вино, коньяк, мясные и рыбные деликатесы: сэкономленных командировочных хватило на всё.

Я напевал под нос, – сердце, тебе не хочется покоя! Сердце, как хорошо на свете жить! Сердце, как хорошо, что ты такое! Спасибо сердце, что ты умеешь так любить!

– Пабам, –  хотел было сказать я, тихонечко открыв квартиру, но увидел нечто настораживающее.

Прокравшись на цыпочках до дверей комнаты, я едва не закричал.

Думал, что такие страсти бывают лишь во второсортных сериалах, но нет, это происходило наяву.

Скачки были в самом разгаре. Жена играла роль жокея, страстно подгоняла жеребца невообразимыми стонами, чего между нами никогда не бывало.

Первой реакцией было выкрикнуть “тпру!”, но я сдержался.

Нужно было обмозговать, проанализировать чересчур пикантную ситуацию, которая не могла содержать в себе варианты объяснений.

Это измена и ничего кроме неё.

Я ругал себя последними словами за то, что не догадался позвонить, отстучать телеграмму, сообщить время приезда.

Лучше бы мне ничего этого не видеть.

Мысли в голове проворачивались с трудом.

Не знаю, что мной в тот момент руководило, но я тихо ретировался, не оставив следов посещения и снял на сутки номер в гостинице.

Нужно было основательно подумать.

Было о чём.

Аргументов за то, чтобы оставить всё, как есть, было три: я не мог вот так “с бухты-барахты” разлюбить Люсю, хоть она и предатель; у нас семья, сын; изменение социального статуса равносильно пожару – менять придётся всё, а итог сомнителен.

Я был раздосадован, взбешён. Мне было больно.

Напрашивались мысли о возмездии, о компенсации морального увечья, о вариантах наказания порочной супружницы.

Нанесённая мне рана кровоточила, саднила.

Требовалось срочное лечение.

Ничего лучше, чем вино и водка, придумать не вышло.

Я жалел себя. Я страдал. Я готов был покончить с собой.

– За что, – кричало уязвлённое самолюбие!!!

Спиртное, однако, не пошло.

Зато, родилась идея выплеснуть чувства и мысли на бумагу.

Праведное негодование: обида, гнев и презрение к коварной женщине водили моей рукой, создавая, строчку за строчкой, шедевр эпистолярного жанра, в котором над нашими с супругой отношениями проносились ураганы, штормы и грозы.

Было исписано убористым почерком с десяток листов, когда я понял, что иссяк.

В душе не осталось ничего.

Похоже, лимит возмущения был исчерпан до дна.

Ладно, подумал я, письмо отправить всегда успею.

Что, если рассмотреть вопрос с другого ракурса?

Например – справедливое возмездие.

Минус на минус, так утверждает математика, даёт плюс.

Если я изменю в ответ, будет ли это значить, что мы квиты? Станет ли мне легче от осознания отмщения, пусть даже таким экстравагантным способом?

На этой мысли я заснул, а когда очнулся и привёл себя в порядок, позвонил жене и радостно сообщил ей, что приеду сегодня.

Вот это поворот, скажет читатель.

Что есть.

Люсьен встретила меня хлебом-солью: искренне радовалась моему приезду, мурлыкала и ластилась, как кошка в охоте, светилась от счастья.

Сколько я ни наблюдал, не мог обнаружить и тени лицемерия в её поведении.