На случай, если сейчас отыщется кто-нибудь, кого интересуют детали: Джурдже Джорджевич, преподаватель гимназии, предмет — тогдашняя югославская литература и сербохорватский язык. Досрочно отправлен на пенсию. Однажды, проверяя одну очень плохую письменную работу, темой которой был какой-то государственный праздник, а автором старшеклассник — активист коммунистической молодежной организации, Джорджевич, несмотря на то что ему «советовали» другое, прокомментировал и оценил это сочинение, заканчивавшееся патетическим возгласом: «Пусть вечно живет товарищ Тито!», так: «Конечно, пусть живет вечно! А какие варианты? Очень плохо (1)!»
— Вы меня слышите? Я спрашиваю, как вам не стыдно обманывать человека? — повторил господин Джорджевич, который принадлежал к той породе людей, которая зовется занудами.
Драган, возможно из-за того, что совесть его была нечиста, промолчал. Он, видно, все-таки отдавал себе отчет в том, что перестарался. И не хотел ввязываться в полемику. Однако Гаги обернулся и как отрезал:
— Ты, дядя, не суй нос в действие фильма! Или завидуешь, что тот, главный, только со мной поздоровался?
Но это заставило упрямого господина Джорджевича придвинуться ближе, пригнуться и попытаться внести ясность в происходящее. Говорил он размеренно, внятно, так что его слова разобрал бы и глухой:
— Молодой человек, вероятно, вы не знаете, но ваш друг вас беспардонно обманывает. Я слушал, слушал и все думал, когда же это наконец прекратится. Разумеется, его желание помочь вам похвально, поскольку вы неграмотный... Однако он грубо извращает художественное произведение, каковым является кинофильм. И если вы не возражаете, я мог бы доносить до вас то, что на самом деле говорят актеры...
Но все без толку. Гаги совершенно не устраивало то, что читал господин Джорджевич. Очень скоро он снова обернулся и заявил:
— Да иди ты вместе со своим художественным произведением! Ни хрена не понимаешь, гундишь и гундишь! Да Драган читает, как сам эфиопский император Хайле Селассие[3]
!После чего господин Джорджевич вернулся на свое старое место в пятом ряду, не удержавшись, однако, от реплики:
— Отнюдь, отнюдь, это еще далеко не все, мы еще разберемся, кто кому и что сказал!
Тридцатилетние приготовления
Естественно, эти слова услышал Эракович из седьмого ряда.
— Вот именно. Искусство сегодня не в цене... — громко поддержал он господина Джорджевича, которому, впрочем, такая поддержка была ни к чему, поскольку он на дух не переносил Эраковича.
Эракович был представителем творческой интеллигенции. Точнее, он им еще не был, но в течение последних тридцати лет ежедневно и весьма серьезно к тому готовился. Где бы он ни находился и куда бы ни шел, всегда рядом с ним присутствовала его супруга, госпожа Эракович. Она же была и единственным в этом мире человеком, верившим в то, что у Эраковича все получится. Главным образом потому, что именно от него она узнавала все гениальные истины о вышеупомянутом мире. Любые премудрости он изрекал лаконично, в двух-трех фразах, что было нетрудно, ибо черпал он их из словарей, справочников, энциклопедий, которые потом щедро цитировал. Но госпожа Эракович знать этого не могла. А если бы и знала, все равно доверяла бы Эраковичу. Она любила и верила. Должно быть, эти чувства связаны друг с другом. Бывало, она случайно открывала один из толстенных томов, раздраженно тыкала пальцем в написанное и возмущалась: «Боже! Ты только посмотри, и как им не стыдно?! Они же у тебя это списали. Ты так беспечен. Нужно следить, кому и что говоришь!»
Разумеется, первые ряды кинозала были не самым подходящим местом для этой супружеской пары, но они садились поближе к экрану, чтобы Эракович мог следить за игрой актеров но всех деталях. В последнее время он довольно серьезно увлекся идеей «в ближайшей перспективе» попробовать свои силы в кинематографе. Госпожа Эракович и тут ему верила. И с готовностью поддерживала. Однажды, когда ее супруг малодушно возопил: «Бедная моя голова, она сейчас лопнет! Как они умудряются запоминать столько текста? Нет, я никогда не смогу стать актером, может, лучше обратиться к изобразительному искусству...» — госпожа Эракович тут же его успокоила: «Да какая разница. Мне совершенно все равно».
Голоса двух ангелов
У других, однако, не было столь крепкой веры в его будущее. В частности, у сопливых городских хулиганов Ж. и 3. На какие бы места ни садились Эраковичи, эта парочка старалась устроиться у них за спиной. В кинотеатре — в восьмом ряду. Называли их все только так, сокращенно: Жэ и Зэ. Никогда полным именем. Обоим было не больше двенадцати лет. Они любили сидеть за Эраковичами, чтобы было над кем поиздеваться. Эраковичи делали вид, что вообще их не замечают, хотя Ж. и 3. изрядно действовали им на нервы. Вот, например, Эракович был на редкость низкого роста, но во время сеанса Ж. и 3. по нескольку раз очень почтительно просили его сесть в кресле как-нибудь пониже, потому что им якобы ничего не видно.