Разлом

– Как общее самочувствие? – спросила Уртика после того, как несколько минут окутывала меня чарами, занося какие-то записи в блокнот.

Мне было отвратительно плохо. Голова кружилась так сильно, что я едва мог сидеть и нормально соображать. По раздражающе слабому телу разливалась тупая боль, а бинты, сдавливающие грудь, не давали вздохнуть нормально.

– Терпимо, – сказал я.

– Меня не интересует, что ты можешь терпеть, – Уртика качнула головой. – Я хочу дополнить картину болезни.

Меня будто по носу щелкнули. Я немного помолчал, но потом все же быстро описал свое самочувствие, заверив, что это все правда терпимо.

– Он всегда так храбрится? – спросила Уртика, обернувшись к Фрее.

– Нет, обычно он ноет из-за каждой царапины или из-за того, что устал.

Ну спасибо!

– Вот и сейчас можешь не играть в героя, – Уртика снова обернулась ко мне, – ты ухитрился заработать целую череду ранений, которые и по отдельности могут быть смертельными. У тебя две глубокие сумрачные раны и сильнейшее ментальное выгорание.

Выгоревшим я себя и правда чувствовал, причем в самом прямом смысле.

– Раз ты не из нашего мира, я поясню, – продолжила Уртика, поймав мой недоумевающий взгляд. – Сумрачными называют раны, оставленные любыми поражениями Моркета. Очень опасная вещь. Заживают медленно, при этом задевают не только тело, но и ауру. А ментальное выгорание чуть более расплывчатый термин. Есть разные виды. Но конкретно у тебя оно вызвано тем, что ты пропустил через себя больше энергии, чем можешь выдержать.

Я кивнул, показывая, что все понимаю. Зря, кстати, голова сильнее закружилась.

Выходило, что я снова истратил ту силу, что предназначалась для Сердца мира. Надеюсь, когда я дойду до него, еще хоть что-то останется. А то глупо будет.

Первые дни в Рейнгардском замке были больше похожи на смутный, повторяющийся сон. Я просыпался, через силу впихивал в себя еду, подвергался тщательнейшему осмотру Уртики, пил какие-то мерзкие на вкус зелья и снова засыпал. И так по кругу. Сны были больше похожи на бред – неясные обрывки каких-то событий, чьи-то голоса, образы. Все забывалось почти мгновенно, стоило мне проснуться, но оставляло после себя тягостное чувство.

От магического лечения я на самом деле ожидал большего. Ну то есть я рассчитывал, что отхлебну пару раз из флакончиков с зельями, и это меня магическим образом излечит. Но Уртика явно не преувеличивала, назвав мои раны крайне тяжелыми.

Сумрачные раны болели. Постоянно. Я засыпал с болью и просыпался от нее же. Даже обезболивающая настойка лишь притупляла ощущения. К тому же принимать ее слишком часто было нельзя. Так что иногда приходилось просто терпеть. Радовало, что в моменты особенно сильных приступов сознание будто бы отключалось. Я бы не назвал это сном, скорее уж забвением.

День на четвертый – или на пятый – заточения я всерьез задумался над тем, как сказочные принцессы, запертые в башнях, не сходили с ума от скуки. Одной из этих принцесс я себя и чувствовал. В роли дракона была Уртика, вместо прекрасного принца – Фрея, которая, впрочем, не стремилась вытащить меня отсюда. С волшебной зверюшкой так вообще все четко вышло. Роскатт мужественно сносил все тяготы заточения вместе со мной, отлучаясь из комнаты лишь иногда и ненадолго. Еще я понял, что так и не дал ему имя. Напряженные раздумья заняли несколько дней, но ничего путного в голову так и не пришло. С Бесом как-то проще вышло.

Фрея и Аин ко мне заходили, чтобы проверить, не собираюсь ли я снова умирать. Фрея явно чувствовала себя виноватой за все произошедшее, а я никак не мог подобрать слов, чтобы объяснить, что это не так. Аин, я боялся, будет меня ненавидеть, но она ворвалась в комнату с радостным:

– Ура, мне не придется призывать нового избранного!

– Ты только об этом беспокоилась, да? – я сделал вид, что обиделся.

– Конечно, мне ведь уже нравится нынешний избранный, хоть он такой бестолковый. Зато какой героический!

– Все избранные такие, – сказал я. Девиз большинства избранных – слабоумие и отвага. Я обычно ограничиваюсь первым.

– Тебе лучше знать.

– Как Анс? – осторожно спросил я. – Не очнулся?

– Пока нет. – Аин старалась выглядеть спокойной, но нервно накручивала на палец белую прядь. – Но я бы на твоем месте уже думала, как буду вымаливать прощение.

– Я готовлю речь, – заверил я.

– А я бы готовилась бежать.

Я невесело усмехнулся. В моем нынешнем состоянии бежать я мог разве что с отрицательной скоростью.

Воздух в саду был свежим и влажным, пропитанным недавно прошедшим дождем. Уже третьим за день. Даже в Рейнгарде не должно быть так дождливо и холодно, все же лето еще не кончилось. И будто в память об этом на вечер обещали грозу.