Разлом

– Всемогущие боги! – Фрея возвела глаза к небу. Боги, сидящие там, снова сделали вид, что меня не знают. – Это просто веснушки.

Но это не были просто веснушки. Утро после ночи, проведенной в лесу – с магическими палатками, в которых сухо и тепло, даже нормально было, – началось с того, что Фрея посмотрела на меня и задумчиво сказала: «А ведь вчера вечером веснушек у тебя не было». И с того момента я уже минут пятнадцать пытался понять, что же этой ночью пошло не так.

На самом деле после второго погружения в Моркет ногами, правда, частенько что-то шло не так. Мне снились яркие кошмары, от которых я с трудом просыпался, и даже после пробуждения мне требовались мучительные минуты, чтобы вспомнить, кто я и где. Чаще всего мне снились руины серого города и девичья фигура, которая казалась мне бесконечно знакомой, пугающей и безобидной одновременно. Днем же после таких кошмаров магия выдавала сбои, то едва не разрывая меня желанием сделать хоть что-нибудь, то обрушивая полный упадок сил. А сегодня вот это.

Я снова посмотрел в зеркало. Веснушки усыпали щеки и переносицу, словно кто-то брызнул мне в лицо рыжей и золотой краской. Глянув на руки, я понял, что веснушки появились и на тыльных сторонах ладоней. На плечах и спине наверняка тоже, просто под одеждой не видно. Складывалось впечатление, что энергия не придумала, как проявить себя, и решила выступить пятнами на коже.

– Что в них такого? – спросила Фрея, но я не знал, как объяснить, не посвящая в дурацкие истории.

Типа про отца, который сказал, что с веснушками я выгляжу глупее (чем и так есть). Типа про одноклассников, которые дразнили, собирая всевозможный бред, а потом получали по лицу.

Вспомнилось, как я пытался «оттереть» веснушки лимонным соком. И случайно брызнул им себе в глаз. А потом выл так громко, что перепугал мать. Она подумала, я там умираю. Разобравшись, она сказала, чтобы я больше не маялся дурью и что с возрастом веснушки пройдут, у нее же прошли, нужно просто подождать. Но, наверное, тогда я хотел услышать совсем не это.

– Они мне не нравятся, – честно признался я, – просто не нравятся, и все тут.

– А мне, наоборот, всегда нравились, они на солнечные блики похожи. – Фрея улыбнулась. – Тебе идет.

Я так и не нашелся, что ответить Фрее. Но она ответа и не ждала, сказала и пошла седлать коня, а я за ней. Пожалуй, больше всего в характере Фреи меня удивляло не желание быть правильной и благородной, а вот эта ее искренность. Ну и, пожалуй, то, что она совершенно не замечала за собой умения говорить людям правильные вещи в правильный момент.

Мы долго ехали по широкому торговому тракту в сторону Рейнгарда, пока наконец не свернули на более узкую дорогу, змеей уходившую куда-то влево. В сам Рейнгард решено было не заезжать, а поехать по объездной.

Я отлично помнил карту, еще бы объемную голографическую проекцию не запомнить. Ну, объемной голографической проекцией это называлось только для меня, а для них это была всего лишь вполне себе обычная магическая карта.

У нас было два пути до города под названием Урадерн и Великоокеанского порта, в который мы, собственно, и ехали: по торговому тракту через Рейнгард или в объезд по дороге, частично проходившей сквозь Многоголосый лес. По расстоянию вторая дорога выходила совсем чуть-чуть длиннее, но в Рейнгард заезжать не хотелось никому.

Как мне сказали, в Рейнгарде Фрею, Анса и Аин многие знают, а значит, велика вероятность попасться кому-нибудь на глаза. А если их там обнаружат, то визита вежливости в Рейнгардский замок не миновать. И всем будет плевать, что мы тут вообще-то мир спасать идем. Рейнгардский замок же, в свою очередь, тот еще гадюшник, как мне опять же услужливо объяснили, так что лучше по возможности туда не попадать. Вот мы и решили этой возможностью воспользоваться, но что-то я уже начинал об этом жалеть. Примерно с того момента, как на горизонте замаячил темный силуэт города, стоящего перед Многоголосым лесом.

Ланнтрач – так он назывался. Трудное и неудобное для произношения название, которое будто застревало на языке, не желая сорваться с губ. Будь моя воля, я бы вообще не давал этому городу имени.

Пустой, безликий и безымянный. Если бы Сторград был таким, я бы сразу поверил в их этот приближающийся Рагнарёк. Когда смотришь на Ланнтрач, кажется, что видишь вовсе не настоящий город, а фотографию с эффектом сепии. Мутно-желтый, коричневый, грязно-кофейный, желтая и красная охра и ничего больше.

Мне сделалось тоскливо. Я никогда не любил монохромных изображений, предпочитая яркие, граничащие с кислотными цвета, за что иногда получал от преподавателей. А здесь даже глазу не за что было зацепиться. Дома узкие, вытянувшиеся вверх, словно в попытке достать солнце, с обмазанными глиной стенами, не имевшими на себе ни намека на украшения. Между ним сжаты такие же узкие улочки. Та, по которой мы ехали, все время петляла то вправо, то влево, и я все ждал, когда же мы выедем на главную дорогу, но мы не выезжали. Небо затянулось облаками, став желтовато-серым, и мне сделалось совсем тоскливо. Да и не только мне.