Размышления о богослужении

После лекции Георгий Петрович буквально «отдавал себя на растерзание» студентам. Он говорил: «Ну, теперь идите со своими вопросами», – и выстраивалась огромная толпа, все спускались вниз, и, конечно, мало кто успевал задать свои вопросы. Но среди моих однокурсников отношение к христианству за те полгода, пока читался этот гуманитарный курс, удивительным образом изменилось. Во всяком случае, может быть, мало кто вот так сразу уверовал, но от глумления, от каких-то глупых шуток люди отошли и уже стали это считать неприличным для себя. Это произошло прежде всего потому, что в отношении отца Георгия и к слушателям, и к тем, кто задавал вопросы, какими бы они ни были резкими, была огромная любовь. И это было настолько необычным, настолько меняло отношение самих людей к отцу Георгию, а потом вызывало интерес к тому предмету, о котором он говорил, что, мне кажется, это был луч света и потрясающий момент в истории физтеха. В тот момент это был действительно подвиг. Честно говоря, мне кажется, что в этом и есть подлинное христианство, когда оно выражается в такой любви к людям и в том, чтобы не бояться «отдать себя на растерзание» даже тогда, когда эти люди настроены совершенно, может быть, скептически и даже негативно.

Приведу воспоминание одного из студентов, которое перекликается с моим: «Я не помню, кто прочитал на физтехе первую лекцию по истории культуры. Это была слякотная осень, постепенно переходящая в зиму. В главном корпусе стали появляться объявления о чтении необычных лекций. И по вечерам в пятницу на первом этаже главного корпуса стали собираться физтехи, то больше, то меньше, и слушать. Запомнилась И.С.Свенцицкая, запомнилась потому, что потом много-много раз встречал это имя на обложках книжек и учебников.

И вот однажды появился Георгий Петрович Чистяков. Он пришел и остался. Кто-то сравнил человеческую жизнь с поверхностью, которая состоит из выпуклостей и вогнутостей – холмов и впадин. А человек – шарик, который катится по этой поверхности. Пока он катится с холма на холм, его жизнь более или менее прямолинейна и однозначна, ясен путь. Но вот он закатился на холм, и наступает состояние неустойчивого равновесия. В этот момент обязательно должен найтись человек, который подтолкнет шарик в нужном направлении. А дальше шарик покатится уже сам. До следующего холма. На одном из таких холмов стоит Георгий Петрович. Это уникальный человек. Он способен наполнить человеческую жизнь смыслом. И активно этим своим даром пользуется. На его лекциях “Христианство. История и культура”, которые иногда больше похожи на проповеди, выросло уже не одно поколение физтехов»[78].

Я абсолютно уверен, что отец Георгий помог многим физтехам в Жуковском и Долгопрудном всерьез пережить отношение к христианству и культуре, увидеть их неразрывную связь и испытать на себе их влияние. Это был глоток свежего воздуха для талантливых технарей, часто диковатых в гуманитарных сферах. Были и те, для кого это был поворотный момент. <…>[79]

Научный подход всегда был для студентов физтеха основным методом познания. Не все, кто слушал отца Георгия, попробовали теорию на практике. Однако те, которые осмелились проверить гипотезу экспериментом, убедились в повторяемости результата и, воплотив услышанное в своей жизни, стали христианами. Вот и меня на одном из жизненных холмов Георгий Петрович направил по этому Пути.

2 июля 2019 г.

Евгения Чигарёва

«И, слово, в музыку вернись!..»

Любовь к музыке у отца Георгия Чистякова была заложена с детства. Среди его окружения – прежде всего бабушка, Варвара Виссарионовна Ворогушина, выпускница Высших женских курсов, филолог, знаток славянской палеографии и русской житийной литературы; ее подруга, Варвара Степановна Мельникова, блестящая пианистка, ученица Глиэра; любимая тетка, «Ольга Сергеевна Агаркова, вдова одного из ярких пианистов предреволюционной эпохи, расстрелянного в 1937 году»[80]

. Отец Георгий вспоминает: они «знали и любили музыку, почти все пели или играли. Романсная лирика Чайковского, Шуберта и Рахманинова – вот музыка, под звуки которой прошло мое детство»[81]; «Это был мир старых дам, научивших меня читать по-русски и по-старославянски, молиться Богу и ходить в церковь, любить Шопена и Шуберта, русскую поэзию и прозу»[82].

В книге «Римские заметки» автор снова возвращается к детским воспоминаниям, рассуждая о связи музыки и слова: «Она… невероятно значима для меня, как для ребенка, выросшего где-то у самого хвоста старого “Бехштейна”, рояля моей бабушки, филолога, певицы и педагога, временами по целым дням занимавшейся этими самыми романсами со своими ученицами…»[83]

Одно из детских музыкальных впечатлений Г.П.Чистякова – присутствие на концерте Марии Вениаминовны Юдиной. Памяти пианистки он впоследствии посвятил небольшой очерк, опубликованный в газете «Русская мысль»[84].