Размышления о жизни и счастье

В полночь лёг, в четыре проснулся. Сна — ни в одном глазу. Это уже старость, приближение к порогу. Писать такое, конечно, противно: не поймёшь — это самовнушение или констатация факта. Вроде бы писать про смерть рано — ничего особенно не болит, да и несделанных дел не перечесть. Но желание суетиться, то есть эти дела делать, уходит. И острее ощущается одиночество.

«Все в старости одиноки» — говорит жена. Но у меня-то откуда это чувство? Вот она, рядом похрапывает. Вот оно, моё великое счастье, мой друг — моё всё. Она мне — мать, которая жалеет, преданная жена, доброжелательный критик. Она — мой педагог, у которого буду учиться до смерти, неподражаемый, ни с кем не сравнимый пример нравственности. Наконец, она мудрый деликатный человек, готовый придти на помощь не только мне, но и каждому нуждающемуся.

При всех жизненных заботах и тревогах в её душе царит гармония. Недаром наш друг Степан считал её человеком «не от мира сего».

И вот, живя рядом с таким человеком, я имею наглость заикаться об одиночестве…

Но что же делать, если на улице глухая ночь, воет ветер, на душе беспричинная грусть и не спится. Хотелось бы использовать эту бессонницу с пользой, но сил хватает только на эту запись. В полную силу не работается. А хочется утомить себя работой ума и упасть спать.

Наверное, в ночные одинокие часы поэты пишут стихи. Я не поэт, я стихи только читаю. Иногда на такие строчки натыкаешься, что дух захватывает. Кажется, что сам их написал. Вот поэт Юрий Левитанский:

Пред вами жизнь моя, прочтите жизнь мою.Её, как рукопись, на суд вам отдаю,Как достоверный исторический роман,Где есть местами романтический туман,Но неизменно пробивает себе путьРеалистическая соль его и суть.Прочтите жизнь мою, прочтите жизнь мою.

Я вам на суд её смиренно отдаю.Я всё вложил в неё, что знал и что имел.Я так писал её, как мог и как умел.И стоит вам, хотя б затем её прочесть,Чтоб все грехи мои и промахи учесть.Чтоб всех оплошностей моих не повторять,

На повторенье уже время не терять, —Мне так хотелось бы, чтоб повесть ваших днейМоей была бы и правдивей, и верней!

Эти стихи могли бы стать эпиграфом ко всему, что я написал. Вряд ли какой прозаик сможет так ясно и честно выразить своё сокровенное желание. Но каждому хочется оставить на земле частичку себя.

В этом, возможно, есть некоторая нескромная претензия на бессмертие. Но ведь в музыке, в искреннем стихотворении, в хорошо сыгранной роли, в рождении и воспитании ребёнка, — оно присутствует в каждом творческом акте. И тут оно более оправдано, чем в вымаливании бессмертия у Бога. Реальная жизнь мне кажется важнее религиозной химеры. Важнее дня будущего.

Чуть-чуть посинело небо над домами. Кое-где зажигаются окна. Голова моя слегка отяжелела. Половина седьмого. Доброе утро, город. И я, пенсионер, стардёжь и зануда, наконец, пойду спать. «Всё смешалось в доме Облонских»…

Песочница

Дети, играя в песочнице, разговаривают очень серьёзно. Они уже имеют какой-то опыт, имеют твёрдое мнение об игрушках. Они пока не догадываются, как широк мир, как необъятны знания..

И я на старости лет стал чувствовать себя ребёнком в песочнице.

Деформация личности

Есть люди, которые горды тем, кем они «были»: начальником, знающим специалистом, умелым врачом, хорошим учителем. Человек целиком отдавал себя работе, а семья всегда была на втором плане. Теперь он пенсионер и вдруг обнаружил, что никто его не уважает. Ни родные, ни соседи. Почему? Обидно. «Я же был таким нужным, таким уважаемым, я принёс государству столько пользы, я же заслужил…».

Не понимает человек, что весь «был», а окружающим важно, что он «есть». Оказалось, что на старость он ничего не накопил: ни доброты, ни уважение к близким, ни даже денег. А если деньги всё же есть, то, радости они не приносят.

И человек замыкается. Чем больше он ощущает людское невнимание, тем более ценит своё прошлое. За душой, кроме прошлого, ничего. Человек становится капризным, заносчивым, с претензиями ко всем и ко всему.

Что с ним? Профессиональная деформация личности. Так и живёт — вечно на всё дуется, как мышь на крупу. С тем и помрёт.

О патриотизме