Разночинец (СИ)

— Дело в том, что Бенедикт Иванович разрешил мне отделиться от экспедиции и собрать образцы клещей, а по пути закупить стеклянную лабораторную посуду, коей у нас оказалось недостаточно. Дал мне в управление этого мужика, Ефима, а тот, после пары месяцев таежной жизни, при первом случае же, пустился во все тяжкие грехи. Прошу, ваш бродь, проявите участие.

— Да-с, ситуация, — понимающе ответил полицейский и вальяжно развалился на стуле.

Он достал папироску и изящно закурил.

— Тут вот какая оказия милейший. Ваш работник разгромил приличное заведение. Хозяин сей ресторации, Аполлон Григорьевич, уважаемый в городе человек, понес значительные убытки. Опять же-с посетители получили пренеприятное время провождение. Посуды побито…

— Я готов возместить, — ответил я, не дав ему развить мысль, — понимаю придется брать деньги из экспедиционных сбережений, но я уполномочен Бенедиктом Ивановичем ими распоряжаться по своему усмотрению. Какая сумма?

Цена освобождения Ефима лишила нас всех денег, что у нас были. Как только ассигнации исчезли в объемном портмоне полицейского, а мы со становым встали, чтобы отправиться другой конец здания, в тюрьму, полицейский нанес удар «под дых».

— Ну как бы то ни было, милейший, я все же хотел бы провести перекрестный допрос с вашим работником, для порядка, в целях, скажем так, установления некой истины, — сказал полицейский, — а там уж свободно ступайте себе восвояси.

Сука, проклятый крохобор, решил подстраховаться после того, как вытянул у нас последние деньги.

Раздался стук в дверь.

— Добрый день, дорогой Сергей Константинович. Давайте, показывайте своих гладиаторов Нероновых. Посмотрим, что за ранения они получили на арене.

Передо мной стоял доктор Бреднев. Я почувствовал, как по спине побежали мурашки, волосы встали дыбом, а ноги предательски задрожали, готовые вот-вот подкоситься. Ситуация их разряда плохой переместилась в разряд самой наихудшей.

— Семён Семёнович! – радостно воскликнул он, — Голубчик, какими судьбами?

— Вы-с знакомы? – удивленно спросил полицейский.

— А как же, — радостно сказал Бреднев, — Семен Семенович мой…

Я не дал ему договорить и бросился ему на шею.

— Антон Герасимович, дорогой мой, — воскликнул я, заключая его в свои объятья, — как же давно я вас не видел. Ставьте, ставьте любезный чай! Не здесь же в участке… Мне столько вам нужно рассказать!

Я отодвинул ошалевшего доктора Бреднева на вытянутые руки и сделал, как бы сказали в Одессе, «умоляющий взгляд». Наверное, от моего жалкого вида и дрожащего голоса, расплакался бы самый жестокий палач, поэтому доктор Бреднев, будучи умным человеком сразу смекнул, что все не просто так.

— Да, да…, дорогой вы мой… Семен Семенович, прошу ко мне в кабинет, там все и расскажете.

Неожиданно встреча с Бредневым спасла меня от перекрестного допроса, а Ефима от сидения в местной тюрьме. Хотя я бы сказал, что в самой камере условия были более чем комфортные. Печь, утеплённые стены и большой тюфяк, набитый мягким сеном. Окно, хоть и зарешеченное, но достаточное, чтобы пропускать много солнечных лучей, делая камеру светлой и уютной. Тут же в камере был туалет, отделенный от остального помещения отдельной кабинкой. Доктор Бреднев, осмотрев его и остальных участников битвы, зашил раны, пересчитал выбитые зубы, наложил лангеты на сломанные конечности, смазал ушибы, перебинтовал порезы, вправил одному мужичку челюсть, а Ефима, который совершенно неожиданно оказался самым пострадавшим, перевел в небольшую больничную палату.

Ефим лежал молча, отвернув голову к стене. И даже не смотрел в мою сторону. Я видел, что он готов сквозь землю провалиться под моим укоряющим взглядом.

— Ладно, потом с тобой разберемся, — сказал я ему, и мы с доктором вышли из палаты.

Ефим сопроводил наш уход жалобным стоном и невнятным жалким бормотанием, что-то вроде «убей меня грешного холера», «порази меня молнией заступник Николай» и прочими причитаниями.

— Ну голубчик, мой, Семен Семенович, рассказывайте, — сказал доктор Бреднев, разливая чай и раскалывая щипцами сахар.

Я ему рассказал все, про Выкреста, наш побег, про мертвеца на дороге, про деньги — в моем положении правда была лучше лжи. Доктор долго молчал, только попивал, чай изредка прикусывая куском сахара.

— Да-а, ситуация, — наконец сказал он, — вот что голубчик, вам надо будет, конечно, уходить отсюда. Но друг ваш дороги не осилит. Неприятель очень чувствительно его дубиной приложил, еще чуть-чуть и перелом свода черепа мог случиться. Ему отлежаться надо.

Он поставил чашку с чаем.

— Вот что дорогой Семен Семенович, я как человек порядочный обязан сохранить ваше инкогнито… Но есть у меня к вам одна просьба, уж не откажите любезный. Вы приходите завтра, утром ко мне, я вас с одним человеком познакомлю, ему помощь нужна. Так сказать, услуга за услугу.

Утром, я застал у доктора Бреднева посетителя. Сурового вида мужик в одежде казацкого офицера сидел на стуле, слегка облокотившись на край стола.