Разные годы

И, наконец, четвертый испытатель Сергей Корзинщиков — это летчик так называемого среднего поколения. Ему всего тридцать шесть лет. Он тоже испытывает истребители самых новейших конструкций. Только на днях Сергей Корзинщиков поднял в воздух новый самолет, и во время испытания в машине оторвалось левое колесо. Он прилетел на аэродром и начал кружиться. С земли тревожно следили за ним: что он будет делать, как он спасется? Летчик не хотел бросать самолет, потому что вспомнил, с какой трогательной заботливостью следил за его сборкой конструктор, как много потрудились над этой новой машиной на заводе. С земли знаком ему показали, что вырвано левое колесо. «Жаль, что не правое», — подумал он. На левом колесе, даже на одном, легче садиться, чем на правом. Он решил все же положиться на свой опыт и спокойствие. Они никогда не подводили. Корзинщиков выключил мотор и осторожно пошел на посадку. Он был абсолютно спокоен — во всяком случае так казалось ему. Он приземлился, слегка зацепив крылом за землю уж в то мгновение, когда самолет закончил свой разбег и совсем потерял скорость. Машина остановилась и сразу накренилась. Испытатель выскочил из кабины, и только в эту минуту он почувствовал большую усталость. Он уже не мог двигаться, ноги сами собой подкосились, и он лег тут же на землю у самолета.

И так — каждый день. В воздух поднимаются истребители, бомбардировщики, разведчики, штурмовики, транспортные самолеты. Их поведут умелые руки, уверенные в своем мастерстве. И каждый летчик, где бы он ни находился, куда бы он ни летал, с теплотой и благодарностью вспомнит испытателя, того первого человека, который «оживляет» самолет. Испытатели говорят, что пока конструктор вычерчивает, а завод изготовляет и собирает самолет, это все же еще мертвая машина. Ее ведут на аэродром осторожно, поддерживая за крылья, как ребенка учат ходить. Но вот в кабину садится испытатель и поднимает машину в воздух. Там летчику приходится «вдохнуть» в мертвую машину настоящую силу жизни.

И самолет начинает жить. Порой бывает, что испытателю приходится отдать мертвой машине кусочек своего живого сердца.

ШТУРМАН АЛЕКСАНДР БРЯНДИНСКИЙ

Человек взбирается по крылу самолета в штурманскую кабину, раскладывает перед собой карты, планы, записи и вычисления. Трасса перелета уже вычерчена на карте — красная линия соединяет Москву с побережьем Тихого океана. Штурману предстоит повторить эту линию в воздухе, над тайгой и тундрой, над вековым безлюдьем. Он смотрит на компас, на часы, будто выражая нетерпение: скоро ли в путь? В ожидании момента взлета штурман Александр Бряндинский разворачивает газету, только что привезенную из Москвы. Он ничем не выдает своего волнения, лицо его совершенно спокойно.

К штурвалу садится Владимир Коккинаки.

— Ну, что — поплыли вроде? — спрашивает Бряндинский.

Коккинаки кивает головой, поправляет парашют, оглядывается по сторонам, широко взмахивает руками, как пловец, собирающийся прыгать в море, как птица, расправляющая крылья. Самолет покидает землю, он уходит на восток.

Утро поднимается над миром, прозрачное и солнечное. Автомобили мчатся по Щелковскому шоссе. Пастух гонит стадо на луг, что за селом. В лесу просыпаются птицы, и люди прислушиваются к их звонким песням.

Александр Бряндинский прокладывает прямой курс для самолета «Москва», который «мчится быстрее ветра». Это его идея — написать большими белыми буквами на красном фоне самолета, от консолей до консолей, это короткое, большое слово: «Москва». Вот здесь, под Москвой, в селе Исаково, рос Александр Бряндинский. Мать была сельской учительницей. Александр любил бродить по лесу или поутру сидеть у реки. Но в детские годы ему редко это удавалось. Он принадлежал к тому поколению, у которого не было детства. Мир был объят войной. Взрослые люди уходили из села и не возвращались. На десятилетних мальчуганов, каким был в 1914 году Александр, ложилось тяжелое и непосильное бремя. Голод заставлял их идти на заработки.

В первые годы революции, когда Александру было пятнадцать лет и он уже считал себя человеком взрослым, знающим людей и жизнь, — в те годы он ушел на Волгу. Летом плавал на баржах, на пароходах, был матросом и грузчиком, спал на палубе, привыкал к широким волжским плесам: тогда он начал читать, увлекся рассказами Горького. Притаившись на палубе, звездными и тихими ночами Александр совершал «путешествия» — и в Тихий океан, и в Атлантику, и на Панамский канал. Перед ним открывался великий и прекрасный мир, и размеренная жизнь на Волге уже не казалась столь скучной. Зимой, когда морозы загоняют Волгу под лед, Бряндинский превращался в санитара. Ходил с фельдшерской сумкой от барака к бараку, перевязывал чужие раны, а ночами учился познавать то, что прошло мимо него в детстве, — арифметику, географию, грамматику.