«Мы развеяли миф о божественном начале и о бессмертии души, выпестовали несколько поколений убежденных атеистов, все, казалось бы, предусмотрели, а вот о стариках позабыли, — напряженно размышляла Валентина Даниловна. — Кто должен скрашивать последние дни уходящих? Какими словами этот кто-то утешит нас в трудный час прощания с миром? Кто? Уж не Федор ли Степанович? Он, безусловно, очень хороший человек, но такое ему не по плечу. Тогда кто же? Дети? Едва ли они способны на это, потому что одни из них, как, например, Андрюша, физически не могут, другие не умеют, а третьи не хотят…»
Валентина Даниловна отнюдь не склонна считать неблагодарность всеобщим свойством молодого поколения. Скорее она думала о запоздалой благодарности, когда уже некого благодарить. Согласитесь, так ведь часто бывает? Исстари повелось, что каждое последующее поколение выплачивает долги предшествующему в виде безвозмездного чувства к своим детям и внукам, видя в них олицетворенное будущее. А это значит, что духовный баланс сводится в рамках не двух, а трех-четырех смежных поколений. Стоит ли после такого вывода предъявлять претензии к детям?
«Так что же все-таки остается делать нам, старым людям? Чьим душевным теплом согреваться, когда сгустились сумерки нашей жизни? А если… Это, пожалуй, дельная мысль! — Валентина Даниловна мгновенно воспряла духом и посмотрела на фотографию старшего сына. — Как ты считаешь, Андрюшенька? Раз уж мы с Катюшей и Шурочкой поддерживали друг друга на протяжении всей жизни, то теперь и подавно должны поддержать. Катюше плохо в интернате и в одиночку ни за что не справиться с окружающими сложностями, а мне ничуть не лучше дома, где меня ждет угол в коридоре и беспросветно-тоскливое ожидание конца… А что у Шурочки? Она живет в семье своей Наденьки и, несмотря на недомогания, целыми днями не знает покоя, занимаясь стряпней и стиркой. А Наденька прекрасно понимает, что старенькая мама трудится на износ, но не пытается остановить ее, а напротив — ангельским голоском просит сделать еще что-то. Наденька — ласковая девочка, она часто обнимает, целует и благодарит Шурочку, но это, в сущности, мало что меняет. Цирковых лошадей тоже потчуют сахаром и поощрительно похлопывают по холке… Словом, мне пришла в голову очень разумная идея! Как же я не додумалась до этого раньше?»
Мужественно превозмогая боль, Валентина Даниловна присела на кровати и взяла с тумбочки листок писчей бумаги. Привычно пристроив листок к фанерной дощечке, положенной на колени, она достала авторучку и принялась быстро писать: