«Милая моя Шурочка!
Чутье подсказало мне, что мы обе одновременно получили Катюшины письма и плакали над ними, с обидой сознавая свое бессилье и полную невозможность помочь нашей бедной подружке. Но так ли это? Неужели наши старческие болячки лишили нас не только физических сил и энергии, но и разума? Нет, это не соответствует действительности!
Шурочка, у меня родилась чудная идея! А что, если мы с тобой тоже переедем в интернат и станем жить вместе с Катюшей? Я убеждена в том, что администрация интерната, принимая во внимание нашу многолетнюю дружбу, охотно пойдет нам навстречу и предоставит отдельную комнату на троих. Живя вместе, мы всегда поддержим одна другую, поможем справиться с недугами и грустными мыслями (а они неизбежны в нашем возрасте) и скрасим жизнь Катюше, которая угаснет, если ей тотчас же не помочь. Как ты на это посмотришь? Если тебя смущают возражения дочерей, то советую тебе не переоценивать их сердечности. Они смогут проявить свои чувства, регулярно навещая тебя в интернате. Признаюсь тебе, Шурочка, что я пришла к этому решению без длительной внутренней борьбы. В последнее время мой Толя проявил себя далеко не лучшим образом, а о невестке мне вообще неприятно вспоминать. С такой водиться что в крапиву садиться!
Я устала от морального одиночества и мечтаю лишь о том, чтобы изо дня в день жить рука об руку с тобой и с Катюшей. Когда мой Андрюша вернется в Москву, он сумеет позаботиться о нас и найдет способ приятно разнообразить нашу жизнь. Много ли нам нужно для того, чтобы не чувствовать себя лишними? Совсем мало! Только искренняя забота и то дружеское тепло, которым мы щедро делились почти полвека и которого, я уверена, хватит на остаток дней, отмеренных судьбой. Именно поэтому нам надлежит съехаться вместе!
Если моя идея увлечет тебя, то можешь не тревожиться относительно устройства в Катюшин интернат, ибо все без исключения хлопоты я возьму на себя. Наш секретарь партийной организации, Федор Степанович, очень энергичный и душевный человек. Я попрошу его походатайствовать за нас, и он сделает все точно так же, как сделал бы для самого себя.
Зная тебя, я нисколько не сомневаюсь в положительном ответе, но убедительно прошу не затягивать решение, чтобы как можно скорее сообщить радостную весть Катюше.
Когда Валентина Даниловна надписывала конверт, у нее вдруг задрожали руки. Можно ли вот так, разом, порвать все нити, связывающие ее с домом? Может быть, она погорячилась, утратила контроль над собой и метнулась не в ту сторону? В поисках ответа она смотрела на знакомые стены, на родные фотографии и на потолок, каждая трещинка которого врезалась в ее память.
«Что я делаю? Ведь это же мой дом! Все, как хорошее, так и плохое, в нем тоже мое…»