Не в силах совладать с эмоциями выскочила на крыльцо, задыхаясь, сгорая заживо, и остановилась как вкопанная найдя на ступенях лист, на котором красными буквами выведено «проваливай шлюха. Оставь нашего альфу в покое».
Сердце ухнуло куда-то вниз, когда в дрожащих руках держала листок со страшным посланием.
Господи, кто это написал???
Да кто угодно: соседи, Наташа, да то же самый Кир, хотя он таким заниматься не станет, не его уровень.
Кто-то из простых, защищающих своего вожака.
Меня затрясло. Казалось, из каждого дома, из-за зашторенных окон глаза чужие следят, проклиная, от души желая сдохнуть в мучениях.
Даже кусты роз на дорожке, ведущей к дому, будто ощетинились, пытались уколоть, когда мимо них пробежала. По улице мимо аккуратных домиков, ухоженных палисадников, бегом к пропускному пункту.
Задыхалась, когда навстречу люди попадались. Знакомые, что еще совсем недавно улыбались приветливо, теперь давили своим осуждением, презрением, причиняя почти физическую боль.
Я одна, в центре стаи, которая ненавидит меня.
Боже, дай мне сил.
Подбежала к воротам, намереваясь под шлагбаумом проскочить, но дорогу перекрыл здоровенный оборотень-охранник.
Смерил меня бездушным взглядом и ровно отчеканил:
— Тебе запрещено покидать территорию клана.
Руслан велел меня охранять???
— Но мне надо.
— Запрещено, — повторил категорично, и кивнул, указывая обратный путь.
Спорить с ним бесполезно, я едва до плеча ему достаю. Он меня одной левой зашибет, если захочет.
Мне кажется, вокруг стало меньше воздуха, кислород весь выгорел, оставив за собой удушливый след.
Я в тюрьме, Руслан не шутил.
Мимо меня проехала красная семейная машина, и дети на заднем сиденье, волчата, показывали на меня пальцами, что-то крича родителям.
Мне захотелось со стыда провалиться. Здесь, на всеобщем обозрении еще хуже себя чувствовала, словно голая у позорного столба.
Невыносимо.
Обратно припустила бегом, со всем мочи, желая как можно глубже укрыться от враждебного мира. Только на родном крыльце остановилась, оглянулась с опаской, будто за мной толпа следуем с вилами и факелами.
Что делать? Оставаться? Ждать Руслана?
А если не придет? Сегодня, завтра, через неделю?
Что тогда? Вечно прятаться в норе?
Я не хочу.
Поэтому прошмыгнула на задний двор, а оттуда кустами да к забору.
Разбежавшись, подпрыгнула, выше любого олимпийского чемпиона, ухватилась за край и подтянулась уверенно. Перемахнула через ограду, рюкзак на плечах поправила и в лес пошла, все дальше удаляясь от царства своего позора.
— Прости меня! — прошептала, представляя янтарные глаза альфы Черных Тополей, — прости за то, что позволила нам разбиться вдребезги.
Я не могла осуждать его за грубость, жестокость, за слова, злыми шершнями в душу впивающиеся. Ему плохо, я знаю. Не представляю какого это, найти свою пару без трусов, в чужой квартире, пропахшей другими оборотнями.
И рада бы сказать, что ему привиделось, что он все не так понял, что ничего не было.
Было. С кем-то не знакомым, вместо которого я почему-то увидела Руслана. Я плохая жена, раз не поняла, не почувствовала, раз сердце не распознало обман. Грязная, опороченная, предавшая.
Я его не достойна. Мне надо уйти.
Только кто бы меня отпустил…
Бесшумно ступая по мягкой траве, шла вдоль дороги ведущей к городу. В опускающихся сумерках вечерний лес начал оживать, после дневного солнцепека. Зеленые сосны-великаны неспешно покачивали на ветру тяжелыми, резными шапками, сквозь которые пробивались редкие лучи закатного солнца.
Я брела вперед, понуро глядя себе под ноги, в очередной раз пытаясь разобраться как так получилось, что всего пару дней назад я была самой счастливой, а сегодня одна, ухожу из дома, который стал родным, презираемая стаей, да и в глазах Руслана лишь презрение и ненависть.
Все сломалось так быстро, внезапно, словно нас смяло несущимся на всех парах локомотивом. Правильно говорят, высоко взлетишь — больно упадешь.
Мой случай.
Из задумчивости выдернуло настойчивое гудение телефона в рюкзаке. На ходу достав его из бокового кармана, глянула на экран, чувствуя как земля из-под ног уходит.
Руслан.
Вряд ли звонит чтобы как раньше поболтать о разном, спросить как дела. Скорее ему уже доложили, что я ушла.
Мне было страшно отвечать, перед глазами еще стояло его лицо, искаженное гневом, звериной яростью. Я не хочу его гнева. Он делает мне больно, не снаружи, в груди, в сердце, ломая привычный образ заботливого мужа.
Но и не ответить нельзя, потому что разозлю еще сильнее.
— Да? — робко, чуть дыша, надеясь на чудо.
— Где ты? — его голос больше на волчье рычание походил.
О, Боже!
— Руслан, я ушла, — попробовала сказать спокойно, твердо, уверенно, не вышло, голос дребезжал словно стеклянный, выдавая меня с головой.
— Я знаю!
Точно донесли!
— Повторю свой вопрос еще раз, и постарайся дать вразумительный ответ, — он непреклонен, — где ты?
— Да пойми же ты! Мне лучше уйти! — чуть не плача прошептала в трубку, — ты же терпеть меня не можешь! Ненавидишь! Зачем это продолжать? Я поживу пока в городе, чтобы не раздражать тебя.
— Все сказала? — прервал меня, не особо церемонясь.