Разорванное небо

– В комендатуру. Режим Сазалара зависит от поставок из США. Никто не осмелится тронуть американского гражданина… или гражданку даже кончиком пальца. Любой, кто нарушит это правило, отправится в Бертильон, а тюрьма для политзаключенных – не самое приятное место. Вы здесь неприкасаемые, – в голосе Камила сквозила неприкрытая горечь.

– А дальше?

– Назоветесь правозащитниками. Скажете, что заблудились. Вас доставят в столицу, в посольство. А там уже разберутся.

– Стоп! – сказал я. – Может, Алек был бы более надежным проводником? По-моему, Мартинес здорово рискует.

– Да, рискует. Но, во-первых, только Мартинес знает дороги в обход пикетов, а во-вторых, Алек сейчас в столице. Собирайтесь.

Я поспешил сообщить неприятную новость жене.

Мы выехали только в три часа дня. Миновав повстанческие блокпосты, старый джип, злобно урча мотором, выбрался на шоссе и резво покатил по гладкому асфальту, словно по великолепному шоссе где-нибудь между Техасом и Аризоной.

Мне стало не по себе от мрачных картин разоренной страны. Покинутые и разбитые бомбами фермы белели по обе стороны дороги. Пустые придорожные кафе, гостиницы и магазинчики слепо таращились на меня выбитыми окнами. Сожженные дотла деревни темнели среди заброшенных, густо заросших сорняками полей.

Мартинес, в джинсах и ковбойской рубашке, невозмутимо вел машину. Мэри, сидя рядом со мной, кусала губы. Я не мог отделаться от мысли, что часть вины за злодеяния Сазалара, безусловно, лежит на моих соотечественниках.

Наконец, джип влетел в почти нетронутый, но абсолютно безжизненный поселок. Солнце яркими сполохами блеснуло в уцелевших окнах. Мартинес притормозил и свернул с магистрали на едва заметную колею среди сорной травы.

– Поедем в обход, иначе наскочим на пикет, – пояснил он.

Джип, завывая мотором, пополз по мягкому грунту. Вскоре под колесами захлюпала вода. В воздухе повисло ужасное зловоние. Мартинес повел машину по уложенным через болото черным от времени бревнам, утопавшим под колесами, будто клавиши диковинного пианино.

Внезапно зловонный пузырь вспучился перед капотом. Джип на секунду повис в воздухе, провалился передними колесами в щель и содрогнулся от удара бампером о бревно.

– Выбирайтесь! Быстро! – крикнул Мартинес.

Я схватил жену и швырнул через борт. Она завизжала, едва удержавшись на скользком настиле. Затем я втянул на заднее сиденье Мартинеса, и только тогда выскочил сам. Джип скользнул капотом в черную жижу. Кузов остался торчать на поверхности, словно памятник непредсказуемой и коварной матушке-природе.

Мартинес вцепился мне в плечо.

– Спасибо, друг, – вымолвил он. – А ты не такой… урод, как я думал. Но кто же знал…

В поселок мы добрались, когда солнце почти коснулось горизонта. Мартинес пробрался через поросший сорняками палисадник, распахнул калитку и вдруг побелел, словно увидел перед собой орду мертвецов.

– Патруль… – прошептал он. – Их здесь никогда не было.

На деревенской площади неодолимой громадой высился тяжелый армейский вседорожник – «Хамви». Пуленепробиваемые стекла темнели на фоне залитого кровавым светом камуфляжа. Смертоносное жерло крупнокалиберного пулемета уставилось, казалось, мне прямо в лицо. Мартинес медленно поднял руки. Я сделал то же самое.

Распахнулись двери, из броневика выскочили трое солдат в панамах. Стволы автоматических винтовок едва не уперлись нам в грудь. Как будто пулемета мало!

Наконец, утирая лысину носовым платком, на землю тяжело спрыгнул коротышка-толстяк с пистолетом на поясе. Он обшарил нас пристальным взглядом равнодушных светлых глаз и что-то резко сказал по-испански.

Солдат отдал винтовку командиру, ощупал меня с ног до головы и выудил документы. Закончив, он обыскал Мартинеса и Мэри. Вымазанные грязью руки на секунду задержались на груди моей жены. Это не укрылось от взгляда коротышки. Он рявкнул, и солдат вытянулся по стойке «смирно». Я расслышал слово «Бертильон».

Офицер повертел наши бумаги, издевательски улыбнулся и сказал на ломаном английском:

– Гринго. Вы всегда желанные гости в нашей стране. Ведь только благодаря вам у нас есть такие замечательные машины, как эта.

Он подошел ко мне и жестко приказал:

– Расстегнуть рубашку!

– Что?

Солдат шевельнул прикладом. Я моментально распахнул грязную, пропахшую прокисшим потом гавайку. Командир скользнул взглядом по моим голым плечам. Я сообразил: офицер искал кровоподтеки – следы отдачи ружейного приклада. Какое счастье, что мой старый армейский жетон остался в гостинице в Форт-Лодердейл…

Командир повернулся к Мартинесу. Тот стоял, обнаженный по пояс.

– Девушку вы тоже проверите? – неосторожно спросил я.

Солдат шагнул ко мне. Толстяк что-то гаркнул и тот мгновенно замер, как вкопанный. Офицер вкрадчиво сказал:

– Гринго, говорить ты будешь, только когда разрешу я, лейтенант Лопес. В следующий раз я могу опоздать с приказом остановиться. Но на вопрос отвечу: твоя жена может не раздеваться.