Разорванные цепи

По мере взросления мы перенесли все детские болезни, которыми обязательно болеют все дети, особенно, когда начинают ходить в детский садик. Переломали все, попавшиеся под любопытные ручки моего сынишки, игрушки и машинки, места которых немедленно занимали новые, купленные заботливым дедушкой. Переносили огромное количество детских дизайнерских вещичек, из которых вырастали каждые два-три месяца, одев некоторые, в лучшем случае, раза два и раздаваемые потом всем желающим соседям. Сколько радости мне дарило это обыкновенное нахождение рядом со своим любимым карапузом, чтение ему детских книжек и сказок на ночь, его улыбки и искренняя любовь малыша, в которой я впервые могла не сомневаться. С Егоркой я как бы вернулась в собственное детство, сын помог вспомнить самые сокровенные и радостные моменты, найти в себе того ребенка, который был давно утерян и запрятан куда-то очень глубоко, всю ту нежность и душевность, тепло и доброту, которые дарил мне мой папочка, когда я была такой же маленькой крохой.

Именно эти ощущения помогали мне легко справляться со всеми будничными проблемами материнства, ведь Алексей не оказал мне в этом необходимой поддержки. Только мой папа, которому я была благодарна от всего сердца. Егорка был на редкость послушным, улыбчивым, живым, любознательным и непосредственным ребенком, что отмечали все, кто контактировал с ним, но это совсем не влияло на отношения мужа к собственному сыну. Он по-прежнему относился к сыну довольно безразлично и холодно, пресекая все мои попытки исправить сложившееся положение. Я неоднократно заводила разговор на эту тему с Алексеем. Наши ссоры порой перетекали в безобразные скандалы, ведь теперь я предпочитала не молчать, а вслух высказать все претензии мужу. Правда, затевала я их только тогда, когда Егорка не мог их услышать, даже случайно. Я не понимала, почему отец может так жестко относиться к сыну, чем он это заслужил? Но становилось только хуже — муж после ссоры мог неделями со мной словом не обмолвиться, ходил по квартире, не замечая нас с сыном или брезгливо цедил слова, когда ему что-то могло понадобиться. Не знаю, как долго это бы все продлилось, если бы не тот ужасный вечер, когда на мой телефон позвонили с незнакомого телефонного номера и спокойный мужской голос спросил, кем мне приходится Антон Синягин. И услышав, что я его дочь, просил приехать на место аварии, чтобы подтвердить личность, погибшего в автокатастрофе.

Все последующее время, начиная с опознания, похорон и поминок, я помню плохо. Видимо, разум постарался максимально пощадить мои нервы и очистить память от таких тяжелых воспоминаний.

Помнились какие-то люди, постоянно подходившие к нам с мужем и Марго, чтобы выразить слова соболезнования. Маленький суетливый человечек с неожиданно сильным баритоном, который залез на нарытую кучу земли у могилы отца, чтобы произнести заранее заготовленную речь о том, каким замечательным человеком был усопший. А я смотрела на землю, и пыталась осознать, что вон там, на настиле, в помпезном гробу из кедрового дерева, лежит то, что осталось от моего родного, такого любимого, такого нужного и необходимого папки. Что вот тот серьезный и строгий человек, над которым до неузнаваемости потрудились профессиональные гримеры, и есть мой веселый, классный, обалденный, жизнерадостный отец, моя надежная опора от всех горестей и страхов жизни. И которого сейчас закроют крышкой и опустят в эту глубокую могилу, засыпав тяжелой, холодной, неуютной землей, придавив сверху венками и еще свежими, но уже умирающими кучами цветов, как неизменными атрибутами скорби по ушедшему из жизни человеку.

Когда настала пора прощаться и близких попросили подойти, я долго вглядывалась в черты лица отца сухими глазами, пытаясь понять, почему в душе ничего не чувствую к этому телу, как будто там лежит не человек, а тряпичная кукла, только маскирующаяся под тело этого человека. Почему я не могу заплакать над гробом отца и поверить, что папы больше нет и я окончательно осиротела в эти мгновения. Со стороны мое поведение, наверное, казалось непонятным, но я ничего не могла поделать со своим состоянием. Будто я участвовала в каком-то фарсе, а не присутствовала на похоронах собственного отца. А может, все дело в тех успокоительных лекарствах, которыми меня так щедро напичкали по просьбе мужа, испугавшегося моей продолжительной истерики и повторяющихся обмороков, после того, как в развороченной машине, я увидела бездыханное и залитое кровью тело моего отца? И с тех самых пор, приставившего ко мне неизменную медсестру, время от времени подававшую очередную таблетку со стаканом воды. Да, наверное, все дело именно в них, а не в моей непонятной бездушности.

Со смертью папы навалились проблемы, и если за бизнес я не беспокоилась, прекрасно зная, что папа не связывался с криминалом и в последнее время обходил сомнительные сделки стороной, то вот вызов в полицию заставил меня задуматься о том, кому же могла быть выгодна его смерть.