Разрушающие себя

Соревнование по баскетболу среди учеников восьмых классов школы-интерната проходило в недавно отремонтированном зале. Скрип подошв новеньких кроссовок под выкрики тренера вторил групповой командной поддержке со стороны зрителей.

— Капец, пропустил весь сезон считай, — застонал Федя, потирая гипс на руке и недовольно морщась. Василиса рядом с ним только загадочно улыбнулась, поднимая ясный взгляд.

— О, правда? — я с интересом посмотрел на мелкого, дующего щеки от недовольства. — Видимо, сальто назад твое тело сделало бессознательно и порыве научного любопытства.

— Чего начал? — огрызнулся Федька, демонстрируя все прелести переходного периода и юношеского максимализма. — Как мамка пилишь, достал уже.

Я протянул руку к его волосам, и он взвизгнул, пытаясь увернуться. Но от карающего меча еще не уходил ни один подросток. Василиса улыбалась, помогая держать Федю на месте. Вначале возмущения, крики, затем громкий хохот со всех сторон, за который мы после получили парочку внушений от директора интерната. Мол, нечего тут детей баловать чрезмерно.

— Никита Евгеньевич, ведите себя прилично! — зашипела Антонина Семеновна, подобравшись ко мне сквозь толпу других взрослых. — Здесь же журналисты, что о вас напишут?! Вы взрослый человек!

Она осеклась, стоило мне посмотреть на нее. Есть преимущество в том, чтобы быть официальным спонсором подобных заведений. Мало кто может упрекнуть тебя за ребяческую выходку во время обычной игры или при общении с ребятами. Поэтому директриса, прекрасно помня кем она назначена, быстро сменила гнев на милость, но все равно осталась непреклонной. Наверное, поступи Антонина Семеновна иначе, я бы давно потребовал ее увольнения.

— Нельзя так себя вести, — добавила она, одергивая рукава своего пиджака.

— Я просто соскучился, — улыбнулся я, касаясь волос Василисы, которая прижалась ко мне.

— А стоит почаще появляться, — съязвила в ответ директора школы, глядя на меня недовольно. На это оставалось только пожать плечами.

Первый год — самый сложный. Ты еще не примирился до конца со смертью любимого человека, но пытаешься как-то жить и собираешь осколки счастливого прошлого по углам. В моем случае первые полгода прошли просто в тумане. Не так, как сорок дней после смерти Ди, но толком ничего в памяти не отложилось. Бесконечные разговоры, терапия и тотальный контроль каждого шага со стороны близких людей. Они все время боялись срыва, даже банальная таблетка аспирина стала сродни ядовитой змее, поджидавшей в кустах невнимательного путника.

Перед Новым годом, тридцать первого декабря, я впервые попросил Рому отвезти меня к родному дому. Не в квартиру, не к Диане, а именно в родовое гнездо семьи Воронцовых. Участок принадлежал благотворительному фонду, но денег на перестройку здания у них не было. Хотя на сайтах любителей пощекотать себе нервы страшными историями писали, будто рабочие испугались призраков, что обитали в стенах обгоревших развалин. Забавно.

— Выглядит словно кадр из фильма ужасов, — пробормотал Рома, когда мы подъехали к остаткам ворот, разобранных местными, и посмотрели на остатки некогда роскошного особняка.

— Он им был, — тихо ответил я, разглядывая провалы окон в сохранившейся части стены. — Бесконечный кошмар наяву с настоящими людьми в главной роли.

На подготовку понадобилось минут пять. Вокруг навалило снега, поэтому пробираться пришлось по узкой тропе. Видимо, кто-то из местной ребятни или диггеры пробирался сюда в поисках острых ощущений.

— Мне пойти с тобой? — я повернулся к Сташенко, который смотрел на здание. Его плечи напряжены, а сам он сутулился, морщась от болезненных воспоминаний.

— Не надо, — снег заскрипел под ногами по мере продвижения вперед. — Я сам могу.

Чем ближе я подходил, тем сильнее росло чувство безмерной тоски. Место, где должны храниться счастливые детские воспоминания, стало моим проклятием. Оборачиваясь назад, понимал: корни многих несчастий породило изломанное прошлое. А я принес его с собой во взрослую жизнь и тщательно лелеял, не позволяя себе отпустить. Не призраки терзают нас, мы сами отлично справляемся с этой задачей.

Заходить внутрь опасно, поэтому я просто стоял и рассматривал почерневшие стены, гнилые остатки деревянных перекрытий, часть которых обвалилась. Рука нащупала в кармане два блистера с «Фенобарбитала». Мои надзиратели немного ослабили надзор. Один звонок решил проблему поставки препаратов. Выдавливая одну за одной белые таблетки, я продолжал стоять, утопая в снегу и возвращаясь назад к воспоминаниям.

«Маленький ублюдок. Давай, покажи дедушке, как ты научился смирению. Или я забью этим ремнем тебя до смерти!»

Три, пять.

«Мама ненавидит тебя. Что ты ревешь? Ненавижу плач!»

Шесть, семь, восемь, девять.

«Разве я не люблю тебя, Никита? Вспомни, как плохо с тобой обращались дома. А я подарила тебе свободу. Всего лишь нужно быть чуточку благодарнее к любимой тетушке».

Десять, одиннадцать…