- Да блядь! – выдохнул, уронив связки на бетонный пол лестничной клетки.
- Долго мне пришлось ждать.
Я замер, не успев наклониться. Разум отказывался верить, что это не галлюцинация моего воспаленного мозга. Паническая атака какую только хрень не творит с человеком. Только Гриша, сидящий на ступеньках никуда не делся. Он с удобством устроился, вытянув ноги и не обращая на меня никакого внимания.
- Что ты тут делаешь? – голос дрогнул, стоило повернуться к моему бывшему психотерапевту.
Он почти не изменился за это время. Разве что прибавилось седины на висках да немного похудел, пока мы не виделись. Рома говорил, у него там что-то с женой не ладилось.
- Тебя жду, - ответил Соболев, похлопав по ступеньке рядом с собой. – Неделя была продуктивной? Углы в квартире пересчитал?
Убью Рому. Задушу своими руками за длинный язык и несдержанность. И судя по всему, Гриша мои мысли понял, потому что улыбнулся, хмыкая громко.
- Я о твоей выписке узнал раньше остальных. Заведующий отделением токсикологии – мой хороший знакомый.
- Чего еда такая паршивая была?
- Мне тебе еще пребывание в стационаре облегчить? – иронично спросил Соболев, поднимая на ноги и оттряхивая брюки от пыли. Сунув руку в карман своего темного пуховика, он достал пачку жвачки, заботливо протягивая ее мне и приподнял брови.
- Нет, спасибо, - отозвался я, мотнув головой. Паника отступила, давая свободу очередной порции неприятных эмоций. От обиды до злости все разом. Значит, все знали и всем было глубоко похер. Потрясающе.
- А остальным не захотелось составить тебе компанию у моей двери? – язвительно поинтересовался я, на всякий случай оглядываясь по сторонам. За соседской дверью стояла тишина. Кажется, мои соседи умотали в отпуск на несколько недель.
- Хотелось, - сказал Гриша, заставляя вздрогнуть. – Только я запретил.
- Почему?
Ладно, держу себя в руках. И морду ему набить за самовольство совсем не хочу. Плевать, что сам избегал встреч, уж психотерапевт точно не имел никакого морального права кому-то что-то запрещать!
- Потому что с вероятностью девяносто девять и девять десятых процента через неделю мы вновь увидим твое имя среди пациентов токсикологии, - обманчиво спокойным тоном ответил Соболев. Я задохнулся, сжимая кулак и прислоняясь плечом к двери, ибо ноги с трудом держали.
- Или еще хуже: мы все дружно возрыдаем над твоим бренным телом после очередной передозировки.
- Я не… - начал было, но заткнулся, увидев его взгляд.
- Что? Не хочешь выпить спасительную таблетку? – он дернул головой, будто подстегивая меня к ответу. – Давай же, ответь. Через сколько дней ты пополнил бы ряды наркоманов, Никита?
Я не знаю, что ему сказать. Несколько минут назад в моей голове появилась идея, точно загорелась лампочка с надписью: «Следующий». Память услужливо подкидывала нужные цифры, оставалось только набрать их и назвать достаточную сумму для оплаты нескольких часов блаженного спокойствия. Гриша это знал, понимал четко, ясно, не давая мне шансов увильнуть.
- Ты выкопал себе приличный кратер с проблемами и рухнул туда с головой, - убирая жвачку обратно в карман, Соболев даже не достал пастилку. Он шагнул ближе, дотронувшись до моего плеча, чуть сжимая пальцы.
- Давай, парень. Пора выбираться обратно. Тебя многие ждут, а особенно она. Не заставляй ее ждать слишком долго.
Я втянул носом воздух, опуская голову и всхлипывая в ответ, не способный сказать хоть что-то в свое оправдание. Да оно и не нужно было. Похлопав меня по спине, Гриша добавил:
- Мы начнем все заново, Никит. Не нужно бояться. Лучше просто жить.
Глава 39
Тяжело просить прощения, но еще сложнее простить себя. За то, что ты не такой, что не можешь жить полноценной жизнью, как другие люди. Страшно встать перед зеркалом, глядя на собственное отражение, и признаться себе: мне нужна помощь.
Никто не предупреждает о том, что начинать терапию заново еще сложнее, чем в первый раз. Каждое утро ты встаешь с мыслью и желанием бросить все к чертовой матери. «Оно не работает, я так больше не могу», — хотелось кричать в безликую толпу вокруг.
Гриша предупреждал об этом. Он не давал ни гарантий, ни сроков, просто обещал быть рядом. Ежедневно с самого утра мы встречались в парке: бег по тропе, присыпанной снегом, затем разминка и разговоры в кафе ни о чем. Это казалось легко, но очень часто я сидел, не способный сформулировать даже простое предложение о погоде. Просто нечего было сказать, мыслей в голове не водилось. Я смотрел в окно на прохожих, вдыхая ароматы свежезаваренного кофе, и крутил в руках стаканчик, пока Соболев ждал.
В начале были беседы о зиме. Февраль в этом году морозный, метели обрушились на столицу, а по новостям грозили красным предупреждением о циклоне. После они плавно перешли на обсуждение жизни. Нравится снег? Нет? Почему?
Потому что холодно, и город напоминает унылое кладбище, разбавленное яркими пятнами призраков, что отчаянно цеплялись за земной мир. Вокруг все мертвое: ни насекомых, ни зелени. Хмурые лица, усталые взгляды. Не люблю зиму — она наводит тоску.