Разрушение Дрездена. Самая крупномасштабная бомбардировка Второй мировой войны. 1944-1945

В первые недели полиции города поручили погрузку тел жертв в вагоны и организацию работы по их подсчету. Каждый день посылали полицейского набрать из запасов по 30 бутылок коньяка на каждый отряд. Военнопленным союзников, которые разделяли их общую ответственность за налеты, не полагалось ни коньяка, ни сигарет.

Занятым на восстановительных работах женщинам, большей частью из имперской службы труда, которым не разрешалось употреблять алкоголь, выдавали патоку и по двадцать сигарет в день для успокоения нервов. Первой задачей, которая ставилась перед отрядами восстановления, состояла в том, чтобы очистить улицы от трупов.

«Никогда не забуду запечатлевшуюся в памяти картину, – писал дрезденский солдат своей матери после налетов, – в виде останков того, что, очевидно, было матерью с ребенком. Они сморщились и спеклись в один кусок и впечатались в асфальт. Их только что от него отлепили. Ребенок, видимо, был под матерью, потому что можно было хорошо различить его очертания, с руками матери, обнимающей его».

Ясно, что колоссальная задача встала перед властями, занимавшимися идентификацией. Еще один свидетель, один из солдат, участвовавший в восстановительных работах, писал: «На протяжении всей дороги через город мы видели жертвы, лежащие ничком, буквально слившиеся с дорожным покрытием, которое расплавилось от чудовищного жара».

Инженер городской ПВО Георг Фейдт насчитал около 200 тел, лежавших на одной только Рингштрассе.

«Один товарищ попросил меня помочь ему разыскать жену на Мушинскиштрассе, – рассказывал другой солдат из казарм Нового города. – Дом уже сгорел, когда мы до него добрались. Мой товарищ не переставал кричать и звать, в надежде, что люди в подвале его услышат. Ответа не было. Он не хотел прекращать поиски и продолжал осматривать подвалы соседних домов, даже выковыривал обугленные тела из расплавленного асфальта, чтобы посмотреть, нет ли среди них тела его жены».

Однако, даже осмотрев их обувь, солдат не смог распознать тело своей жены. И эта неспособность с уверенностью опознать погибшего была характерной проблемой, с которой столкнулось информационное бюро без вести пропавших.

«Никогда бы не подумал, что смерть придет к такому большому числу людей самыми различными путями, – сказал Фойгт, директор отдела регистрации умерших бюро без вести пропавших в Дрездене. – Никогда не ожидал увидеть людей, похороненных в таком виде: обгоревшими, сожженными, разорванными и раздавленными насмерть; иногда жертвы выглядели как и обычные люди, безмятежно спящие; лица других были искажены болью, тела почти полностью оголены в результате огненного торнадо. Тут были несчастные беженцы с востока в жалких лохмотьях, и люди из оперы, нарядно разодетые; тут были жертвы в виде бесформенных кусков и в виде слоев пепла, собранного в цинковый ящик. По городу, вдоль улиц распространялось характерное зловоние гниющего мяса».

Некоторые люди встретили чрезвычайно неприятную кончину, когда прорвало системы центрального отопления и подвалы заполнились обжигающей водой. Однако в большинстве случаев смерть была тихой и медленной. Пожалуй, в более чем 70 процентах случаев люди погибли от недостатка кислорода либо отравились угарным газом.

Глава 4

Анатомия традегии

Не менее беспокоящим аспектом взрывной волны от тройного удара по Дрездену был эффект, судя по всему, произведенный на высшие эшелоны власти – официальных лиц Национал-социалистической рабочей партии и на правительство Германии. В течение месяца с нарастающей интенсивностью доктор Геббельс вбивал в головы историю о плане Моргентау, полуправде-полуфантазии для послевоенной Германии, который, как предполагалось, противник собирался обсуждать в Ялте. Теперь, неожиданно и драматично, кошмар, который зародился в их собственных хаотичных мозгах, стал сбываться. Вдруг, как показали первые данные, поступившие в Берлин, «от двух до трехсот тысяч человек» было истреблено в крупном германском городе. Инспектор немецкой пожарной службы писал после войны в мемуарах: «Большой пожар в Дрездене подогревал подозрения в том, что западные союзники были озабочены лишь ликвидацией немецкого народа. В последний раз Дрезден объединил немцев под знаменем свастики и бросил их в объятия своей службы пропаганды, которая теперь более вероятно, чем до этого, могла делать упор на страх: страх перед безжалостными авианалетами, страх перед ратификацией плана Моргентау, страх перед опасностью вымирания».

Другие высшие германские офицеры придерживались противоположных взглядов по поводу морального духа после тройного удара. «Когда эта катастрофа стала известна всей Германии, моральный дух был подорван повсюду», – признавал на допросе полковник, занимавший, пожалуй, значительное положение в люфтваффе. Однако тем в Дрездене, кто выжил в первой атаке, должно было действительно казаться, что все они предупреждены относительно плана Моргентау союзников, который только материализовывался слишком быстро.