Разрыв не по шаблону

И он последует совету Демьянцева о завещании, мало ли…? Нездоровый интерес младшего Спивакова к собственности брата определенно наблюдался, да и к семье тоже… Сейчас Алексей уже не был уверен в том, что братец больше не названивал тестю, раз за разом вызывая его на воспоминания и не давая ране от потери Лены затянуться хотя бы первой тонкой корочкой.

Глава 19

«Человеку в отношениях нужно чувствовать «берег». Крепкую уверенность в том, что он кому-то принадлежит. Уверенность в том, что кто-то четко обозначает его, как «мой». Это не всегда прямые слова. Это скорей поступки и отношение. Это заинтересованность в конкретном человеке, колоссальный настрой именно на него».

Мне хотелось понять, что со мной происходит — почему нет сил, да и просто желания видеть Вадима, если раньше точно был тот самый настрой — на него? Любовь может уходить, исчезать, будто и не было? Потому что сейчас ее точно не существовало. Если просто присутствие человека в тягость, если с облегчением выдыхаешь, когда он исчезает с глаз и желание — подойти, обнять… да просто сказать лишнее слово, кажется чем-то немыслимым, то это точно уже не любовь, а что-то другое.

Можно было обратиться к психологу и для меня разложили бы все по происходящее «по полочкам», проанализировали и объяснили. Но острой необходимости в этом не было. Пара статей в интернете, пара фраз… И потом — у меня сейчас был мой собственный надежный «берег» — Янка.

Мы с ней стали ближе. Может потому, что теперь я почти не оставляла ее одну — мы играли вместе, ходили на прогулки, катались в парке на том самом белом велосипеде с детским сидением-корзинкой впереди, занимались по той схеме, что нарисовала мама, вместе кушали, а иногда даже и готовили.

Когда в доме нет мужчины, он должен бы казаться пустым, я просто обязана была чувствовать горькое одиночество, ночи должны были стать злыми, постель — холодной. Зависть к счастливым парочкам на улице — ядовитой и ожесточающей. Ничего подобного не было. Я уже поняла, что главное — не зацикливаться на воспоминаниях, забыть ласковые слова, которыми называл меня муж, не вспоминать, как носил «на ручках», переживал, чтобы не таскала тяжелых сумок… наши совместные походы в магазин — Янка в тележке, выходные дни, ночи… тоже забыть. Потому что все это ушло и в прошлом, вернее — он сам все прекратил.

Совсем забыть оказалось сложно. Особенно здесь, в квартире, где и происходило все наше. Так-то хороший способ — не ударяться в воспоминания… Но со временем я приноровилась — вспомнилось, мелькнуло в уме? Быстро на что-то отвлеклась… оно и ушло. Кроме того, основной рубеж был пройден где-то раньше — будто я перешагнула в какой-то миг через порог и все — вошла в новую жизнь без Вадима. И когда это случилось — уже не важно.

Сейчас у меня появилось много свободного времени — уборка требовалась не так часто, стирка — тоже и потребность в готовке тоже резко уменьшилась. Оказалось, что основные усилия прилагались для того, чтобы обслуживать потребности Вадима. Тогда это не было в тягость, но сейчас я рада была возможности больше заботиться о себе родной. Я высыпалась… спала все то время, что и Янка — ночью и днем тоже. Проветрив комнату с помощью кондиционера, мы с дочкой ныряли в прохладу и, раскинувшись на широкой кровати, засыпали… Сонливость я связывала с беременностью. Токсикоз не мучил, разве что на голодный желудок, но и тут я приспособилась ставить у кровати стакан с соком и выпивать его сразу же, как проснусь утром, не вставая с постели. Это помогало.

Записавшись на прием к своему врачу, я получила подробную инструкцию по питанию, срокам наблюдения, список витаминов и препаратов, а еще — первую фотографию «фасолинки». На ней уже обозначились те самые ручки-ножки и Бог, как говорится, миловал — пока никаких отклонений ни по осмотру, ни по всевозможным анализам, которые у меня взяли. Я понимала это, как некое благословение — кто-то там, высоко, давал мне передышку от проблем и отдых от нервотрепки и новых потрясений.

Если бы еще Вадим не заходил к Яне… С каждым разом неловкость между нами усиливалась. Мне проще было бы совсем не видеть его. Может потому, что примерять на себя роль чужих друг другу людей было странно, трудно и даже неприятно. Наверное, так меняет кожу змея — безо всякого на то удовольствия. Вот и я — чувствовала зуд какой-то душевный, неудобство, даже боль иногда — когда его привычный вид, голос, слова, движения заставляли работать ассоциации, поднимали воспоминания… Мне это было уже не нужно — это я знала, но чувствовала себя… не очень.