Разрыв не по шаблону

— Лана, — согласилась дочка, — большой. А какать не умеет.

Вадим чуть повеселел — дела горшочные были и знакомы, и воспоминания вызывали не самые плохие. А Ксюша почему-то тянет… ну, раз ей так нужно, легче…

— А почему ты не научишь брата?

— Не понимает, — отрезала Яна, — и как показать?

— Да, это затруднительно, — согласился Вадим, с улыбкой глядя на Ксюшу. Та повернулась к нему и взгляд мужчины дернулся к маленькому мальчику на ее руках.

— Дай… — медленно отпустил он Яну на пол и шагнул к ней, — дай, пожалуйста. Я помню… не уроню.

Отвел взгляд от темной детской головки и умоляюще заглянул в глаза Ксюше, поразившись, как внезапно изменилось выражение ее лица. Она смотрела на него почти с ужасом, все крепче обвивая руками малыша. В панике прошептала пересохшими губами:

— Адиль… вот дурак. Вадя… это не твой ребенок. Это того… носатого.

— Носатого? — сами собой опустились протянутые к ребенку руки, — о чем ты, Ксюша? Не нужно. Я же уже здесь, я уже знаю…

— Ты месяц… полтора не спал со мной, я покажу свидетельство о рождении — он не твой, Вадим. Мне очень жаль, что ты зря ехал в такую даль. Мне очень жаль… — гладила она мальчика по спинке.

Вадим слепо пошарил рукой и сел на кровать, не обращая внимания на лезущую на руки дочку. Потом, наморщив брови, сфокусировал на ней взгляд, поднял, обнял…так же гладил по спинке, повторяя движения жены. Нельзя же так… так же нельзя — думал. Все остальное — пожалуйста, делайте со мной все, что хотите, но только не это.

— Не может быть, Ксюша, просто не может… Носатый? — мелькнуло что-то в его глазах.

— Какая разница? Я уже говорила тебе, что не знаю его, — независимо вздернула она голову, — я записала Левушку Андреевичем, в честь папы.

— Да, верно, — бормотал он, — а я, пожалуй, пойду — нужно в гостиницу, взять номер. Яночка, поздно уже, пап… папа вернется утром, ладно? — тяжело поднялся он с кровати, бережно сажая на нее дочку.

— Вадим… — отозвалась Ксения, — может ты поешь? С дороги же.

— Не… нет, это в другой раз, я не голодный. Нужно пойти. Подумай — куда мне повести ее завтра? Пару дней я пробуду…

В гостинице, открыв номер, он упал на кровать ничком и долго лежал так — часы, пока поздно ночью не уснул. Шок был, наверное? Ощущение — с небес на землю, да еще и мордой в грязь. Носатый… Случайно вырвалось у Ксюши — понятно, она никогда бы не сказала ничего подобного. Да и не знала, похоже, о ком идет речь, да и не факт… Он тоже не знает, только подозревает, догадывается, но и это — не то! Сейчас не до этого, сейчас — иное.

Сейчас ему нужна тишина и одиночество, чтобы оплакать своего сына — у него нет больше сына. Несколько дней он был, жил вот здесь — прижал Вадим руку к ноющему сердцу и растер болезненную, словно обожженную кожу. Был и нет… У Ксюши есть хорошенький малыш и она кормит его грудью, но это не его сын. Того нет уже и это нужно как-то пережить…

Глава 26

Проснувшись утром, Вадим почувствовал непривычную для себя слабость. Одежда была влажной, волосы слиплись от пота… было душно, жарко. Он сел на постели, потом с трудом встал и подошел к окну, распахнул его и вдохнул городской воздух. Облегчения не наметилось — привкус чего-то химического раздражал обоняние, вдали яростно дымили заводские трубы — белым, желтым… Гостиница находилась в современном микрорайоне, он выбрал ее по шкале комфортности и, кажется, прогадал…

После душа состояние не улучшилось, дрожащая какая-то слабость во всем теле не проходила, хотя того противного жжения в груди больше не наблюдалось, разве что тяжесть… Он нисколько не удивился бы, поймай инфаркт. Уцепился за эту мысль. Почему он схватился за нее? Думалось сумбурно и тоже вяло… Нужно было встать и пойти к Яне, которая ждала его, а он вызвал скорую. И сделав это, почувствовал невыразимое облегчение — будто что-то сдвинулось, один каменный пласт съехал и стало легче…

— Ваши ощущения вчера вечером? — опрашивал его медик, готовя мобильный аппарат ЭКГ.

— Жжение… сильное жжение в области сердца. Скорее всего, это просто стресс, я не беспокоил бы вас, но непривычная слабость… Может, просто пост-стрессовое?

— Подавленность, угнетенность, безысходность… страх, паника? — крепил врач к его груди присоски.

— Да. Страх? Нет… страх был немного раньше, — вспоминал Вадим помутнение сознания после слов Ксюши. Тогда действительно был настоящий, животный страх и паника тоже — да. Ничего удивительного — когда рушится все и жизнь теряет всякий смысл…

— Помолчим сейчас, — нажал мужчина кнопку и стал принимать ленту из аппарата.