Разрыв не по шаблону

Парень отказался пройди дальше в дом и даже не принял приглашения присесть в мини-креслах в прихожей… В силу жизненного опыта и благодаря начитанности Вадим очень сильно подозревал, что это означало отказ от гостеприимства. Что за этим стояло, какие предполагало условности — не имело значения. В любом случае, по отношению лично к нему сейчас был сделан жест… нет — Жест, который однозначно не предполагал уважения, доверия и ничего хорошего в принципе.

Дальше… Унизительным почему-то ощущалось и то, что стоял он перед гостем с голым торсом и ногами, в одних только домашних шортах, тогда как тот был при полном параде и, очевидно, старательно готовился к этому визиту. А может и всегда выглядел так — будто соскочив с глянцевой картинки.

Мальчишка… а Вадим уже видел, что сам старше араба лет на десять, а то и больше… Мальчишка перешагнул порог и встал там, бесконечно уверенный в себе и своей правоте, весь какой-то совершенно нездешний… иной. Абсолютно не вписывающийся в реальность подмосковной квартиры. Вадим затруднился бы, наверное, описать свои ощущения, но выглядело все это, как явление карающего ангела.

И вот этот «ангел» вполне серьезно отчитывал… он имел наглость отчитывать Вадима, как старший младшего. Его тон, эти слова… он подбирал их очень аккуратно — понятно было, что русский не родной ему, что думает он на другом языке… подбирал слова аккуратно, но решительно — без капли сомнения.

Его короткая, но емкая проповедь об ответственности настоящего мужчины за своих близких… святых обязательствах, которые он когда-то на себя принял… о защите и заботе о тех, кто заведомо слабее и нуждаются в нем… О мужском продолжении в детях и смысле жизни ради них — ни одна другая женщина во всем мире не стоит даже слезы наследника крови и рода…

Понятно было, что араб говорил то, во что сам свято верил, что вложено было в его голову отцом или религиозными заповедями. Так же понятно было, что жизнь еще подправит и даже не раз, эти его убеждения и подкорректирует их, как сделала это с Вадимом. Он изрекал избитые истины, что бесило бы, если бы не почти физически ощутимая вера парня в их незыблемость. Спорить не имело смысла — все было так. Все, кроме того, что ангелами рождаются, может быть и все, но вот святым становится один из многих миллионов. Когда-нибудь и он поймет это, тогда и пафоса в высказываниях поубавится, но сейчас Вадим где-то даже завидовал его несокрушимой уверенности, узнавая себя совсем недавнего, такого же «ничтоже сумняшегося».

На самом же деле речь гостя была краткой и емкой, и он уже открыл было рот, чтобы достойно ответить на нее, но тут вдруг грянуло, как гром с ясного неба:

— Твой сын — маленький лев, сильный и красивый. Но еще сильнее его мать, которая там одна, с двумя детьми… в немыслимой тесноте и без помощи, вынужденная работать, вскармливая грудью ребенка. Иди и сделай для них все, что должен, потому что от помощи нашей семьи она гордо отказывается. Будь мужчиной, Вадим Сергеевич Демьянцев! — выдал напоследок араб, развернулся и вышел из квартиры. Его твердые шаги прозвучали на лестнице — лифта ожидать он не стал.

За-е-…-сь… присел Вадим в кресло прямо в прихожей, чувствуя, что ноги не держат. В голове кипела каша из матерных слов — самых страшных и самых изощренных выражений, используемых в обсценной лексике. И он сдавленно шипел, поначалу с усилием выдавливая их из себя, потом громко проговаривая грязные слова, а потом уже просто орал их! Нужно было извергнуть из себя это что-то… то, что едва не взрывало его изнутри!

Прошел в ванную и встав в душевую кабинку, врубил функцию контрастного душа и самого жесткого массажа. Острые водяные иглы рванули из форсунок, впиваясь в тело. Холодно, жарко… холодно, жарко… остро, почти до боли — кожа горела. И будто чуть отошло… странно — от души отошло, схлынуло и восстановилась способность мыслить разумно. Подумалось, что зря отпустил вот так — нужно было допросить гаденыша, выяснить… а выяснять ничего не хотелось — он уже принял для себя. Все было понятно и так — обиженная за развод Ксюша не сказала о сыне. Он и сам сталкивался с таким. Не в своей, конечно, но в практике их конторы — женщины уходят, отомстив так мужьям — или не успев сказать или не желая. Вот же засранка… непонятно-радостно думал он. Нет, ну какая все-таки негодяйка!

Выйдя из душа, огляделся вокруг — родное все вокруг, семейное, благостное. Уютно и удобно обустроенное и обставленное его Ксюшей — их общий дом. Наше… сладко отозвалось и заныло в груди… в душе, наверное. А ведь все это время он поливал ее цветок — почему-то подумалось — хорошо как, что поливал…

Господи, спасибо тебе… — первый раз в жизни молился Вадим — за то, что так милосердно вытащил из персонального ада, за то, что направил, указал… Да! Я — мудак! Есть такое… все, о чем говорил этот… мальчик — правда. Хороший мальчик, и ему спасибо тоже. И нужно бы сказать, поблагодарить… А запросто!