Развал. Действующие лица свидетельствуют

О себе Сергей Семанов говорит – «настоящий диссидент, только русский», и это, наверное, кокетством – настоящий диссидент не станет с гордостью говорить о пяти помощниках разных членов политбюро, с которыми он водил близкую дружбу: «Система у нас была однопартийная, но многоподъездная». «Русская партия» с большим количеством сторонников в интеллигентской среде и некоторым количеством покровителей в среднем эшелоне ЦК, была очень странным элементом политического ландшафта брежневских времен – чувствовавшие себя буквально диссидентами, «русисты» за редкими исключениями занимали вполне престижные должности в писательской или журналистской номенклатуре. До «Человека и закона» Семанов работал главным редактором книжной серии «Жизнь замечательных людей» («Перевернул ЖЗЛ из еврейской стороны в русскую»), а до того – гремел в «никоновской» «Молодой гвардии» («Пытался перевести марксизм с иврита на русский»); статья Семанова «О ценностях относительных и вечных» («Теперь ясно видно, что в деле борьбы с разрушителями и нигилистами перелом произошел в середине 30-х годов. Мне кажется, что мы еще до сих пор не осознали всю значимость гигантских перемен, случившихся в ту пору. Эти перемены оказали самое благотворное влияние на развитие нашей культуры»), сильно возмутившая либеральную общественность, до сих пор упоминается в учебниках истории как один из ярких эпизодов идеологической борьбы шестидесятых да и вообще выглядит актуально даже сейчас – по крайней мере, она почти дословно совпадает с нынешним пропагандистским мейнстримом, как и донос «Василия Рязанова» – «Нанесено публичное оскорбление партии. С академической трибуны фашистский лакей (фамилию вписать. – О. К.) безнаказанно обливает грязью работника ЦК». О том, что система опять – однопартийная, но многоподъездная, – и говорить не хочется, и так понятно. То, о чем забывают, всегда возвращается.

Последний враг перестройки

Иван Кузьмич Полозков, которым всех пугали

I

Такого политика ждали тогда, кажется, все. Сталин умер, Чаушеску расстреляли, Нина Андреева и в лучшие годы никого особенно не пугала, и даже сам Егор Лигачев со своей добродушной сибирской физиономией выглядел бумажным тигром – вот и получалось, что настоящих врагов у перестройки вроде как и нет, а что это за революция без врагов? Это пародия какая-то, а не революция.

И вот тут появился он – настоящий вандеец, ортодоксальный большевик и немного антисемит, человек, в котором все – от имени до внешности (у Хичкока в «Иностранном корреспонденте» был такой же – и лицом и ростом, – киллер, который хотел столкнуть героя с верхушки лондонского Биг Бена, но в итоге сорвался сам) свидетельствовало, что перед нами – воплощенное сталинско-брежневское вчера, живой мертвец, который, конечно, исчезнет с первым криком петуха, но пока не исчез, его следует бояться и бороться с ним. Вот все и боролись – демократический Моссовет даже отказался предоставить ему московскую прописку, когда он переехал в Москву из Краснодара (решение об отказе в прописке, впрочем, было вполне символическим – штамп в паспорт поставила паспортистка Кунцевского райотдела милиции без каких-либо проволочек), журнал «Огонек» посвящал ему самые яростные передовицы, пародист Александр Иванов каламбурил – «Вперед, к победе кузьмунизма» (от отчества Кузьмич), а критик Станислав Рассадин со значением напоминал читателям, что точно так же – Иван Кузьмич, – звали гоголевского Подколесина (что в этом такого, я до сих пор не понимаю; у меня, например, имя и отчество – точь-в-точь как у олигарха Дерипаски, так и что теперь?) – в общем, все радовались его появлению на всесоюзном политическом небосклоне. Когда он шагал к съездовской трибуне – маленький, очкастый, остроносый, – без слов было ясно, что вот она – махровая реакция, вот он – номенклатурный реванш. Иван Полозков, бесспорный лидер антирейтинга политических симпатий 1990 года, последний враг перестройки.

Июнь 1990 года – в Италии начинается чемпионат мира по футболу, а в Большом кремлевском дворце народные депутаты РСФСР выбирают первого председателя Верховного совета России, и шестнадцатая полоса «Литературки» обращается к председателю советской Федерации футбола: «Вот, товарищ Колосков, главные умельцы: крайний правый – Полозков, крайний левый – Ельцин». Советская сборная так и не смогла выйти из группы, а депутаты так и не смогли выбрать председателя – ни Иван Полозков, ни Борис Ельцин, набрав практически одинаковое количество голосов, не сумели привлечь на свою сторону необходимые 50 процентов. Повторное голосование результата также не дало. Накануне третьего тура выборов собралось специальное заседание политбюро.

II