Читаем Разведчик в Вечном городе. Операции КГБ в Италии полностью

«Грубовато работаешь», — иронически подумал Гордон и отошел от окна. Все это утро он вел себя так, как обычно, стараясь не показать, что обнаружил наблюдение. Позавтракал, полистал газеты, навел порядок на столе. И в то же время тщательно анализировал свою работу за последние месяцы: где, в чем совершена ошибка? А ошибка должна быть. Иначе почему вдруг появился этот, с биноклем? Гордон предположил, что его обласкала своим вниманием контрразведка. В Америке не очень-то много надо для того, чтобы попасть в поле ее зрения: одно неосторожное слово, встреча, показавшаяся кому-то подозрительной, а иногда просто поездка по маршруту, который по тем или иным причинам контролируется контрразведчиками. Посему он деловито и сосредоточенно искал ту «соломинку», за которую ухватился противник. Немного удивляло, что тот, в окне напротив, работал так непрофессионально: опытный агент обязательно принял бы в расчет солнце, выбрав другую точку для наблюдения.

Все было загадкой. Но Гордон не торопился делать выводы: слишком мало для этого было фактов. Он знал, что в США слежка за людьми стала составной частью образа жизни. В стране расплодились тысячи частных сыскных агентств. Работы у них по горло. Банки дотошно выуживают сведения о своих клиентах, заимодатели — о должниках. Фирмы «присматривают» за служащими, монополии — за профсоюзами. Одни предприятия пытаются похитить промышленные секреты у других, те принимают ответные меры. Не менее развита слежка и в частной жизни. Чтобы собрать доказательства для развода, супруги тоже нанимают сыщиков. Ревнивые любовники устанавливают слежку за своими подругами, те, в свою очередь, не остаются в долгу. Частный сыщик, эта колоритная фигура американского общества, может действовать и по собственной инициативе, чтобы собрать сведения для будущего шантажа. Недаром в Америке популярно утверждение: «Побеждает тот, кто знает больше».

Учитывая все это, было почти невозможно догадаться, кто и почему заинтересовался им. В день, о котором идет речь, Гордон покинул дом в обычное время и поехал по обычным делам. Но выполнение заданий пришлось приостановить. Можно было предположить, что слежка установлена не только за квартирой, но и за самим Лонсдейлом. Однако Гордон так и не заметил «хвоста», хотя очень и очень тщательно проверялся.

Он опять подошел к окну только на следующее утро. День выдался пасмурным, и все-таки за занавеской в доме напротив можно было различить неясный силуэт муж чины с биноклем. Тот торчал на своем наблюдательном пункте минут пятнадцать, потом оделся и хлопнул дверью. Вскоре из подъезда появился пожилой мужчина, одетый так, как одеваются мелкие служащие. Он сел в автомобиль и уехал.

Так продолжалось несколько дней. К тому времени у Гордона уже был готов план действий, к осуществлению которого он и приступил. Предстояло выяснить, по крайней мере, два обстоятельства: кто этот мужчина и почему его тянет заглядывать в чужие окна. В ходе своего контрнаблюдения Гордон установил, что незнакомец почти каждый вечер заходил в расположенную поблизости лавку и покупал сигареты. Однажды Гордон появился в лавке сразу же после того, как незнакомец покинул ее. Здороваясь, Гордон по-приятельски сказал лавочнику:

— Мне кажется, я встречался с этим джентльменом в Чикаго. Он работает коммивояжером в одном крупном издательстве…

— Что вы, сэр! — возразил торговец. — Это же мистер Уай-ден. Он уже много лет покупает у меня сигареты. А работает на Мадисон-авеню.

— М-да… Похоже, что я обознался, — сокрушенно признал Гордон.

Итак, фамилию незнакомца он раздобыл. Можно предположительно назвать и его профессию. На Мадисон-авеню и окрестных «стритах» находились бесчисленные рекламные бюро. Это район, где делается реклама. «Реклама — двигатель торговли», — вспомнил Гордон полуиронический афоризм, слышанный еще дома. Только в Америке он убедился, что это действительно так: на рекламу расходуются ежегодно баснословные суммы. Заниматься рекламой — дело прибыльное, и Гордону было понятно почтение, с которым лавочник говорил о мистере Уайдене

Теперь предстояло получить подтверждение собранным сведениям, Гордон решил навести справки в полиции. Зайдя в будку автомата, он набрал нужный номер телефона.

— Добрый день! Я хотел бы обратиться за помощью… О нет, ничего ужасного. Вчера автомобиль, — он назвал номер, — повредил крыло моей машины, которая стояла на улице перед домом. С кого мне взыскать убытки?

Дежурный полицейский попросил подождать несколько минут — он посмотрит картотеку.

— Предъявляйте счет мистеру Уайдену, — вскоре посоветовал он. — Это его авто… Вот вам адрес…

Теперь все встало на свои места. Некто Уайден уже давно проживал по указанному адресу, гораздо дольше, чем Гордон в Нью-Йорке, и, следовательно, к контрразведке явно не имел никакого отношения. Тогда, черт возьми, к чему ему это подглядывание в чужие окна? Гордон считал нужным выяснить все до конца: иногда ведь даже самая малая оплошность или упущение может совершенно неожиданно иметь далеко идущие последствия.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное