Читаем Разведчик в Вечном городе. Операции КГБ в Италии полностью

Но Кальви связан также тесно с другим человеком. Это — Бруно Тассан Дин, директор административного совета крупнейшего в Италии печатного издательства «Риццоли-Коррьере делла сера», член ложи «П-2», которого, как и многих других масонов, обвиняют в мошенничестве. Скандал подобен землетрясению, эпицентром которого стали самые влиятельные в стране частный банк и издательство. Это землетрясение еще напомнит о себе множеством других толчков, которые скажутся на и без того нестабильном финансовом и, конечно же, политическом положении в Италии. Многие партии и по сей день охвачены паникой. Те, кто вел свою игру на деньги, полученные в «Банко Амброзиано», знают, что вскоре это обнаружится. Те, кто пытался прибрать к рукам «Риццоли-Коррьере делла сера», видят, как лопнули их мечты. Те, кто надеялся на благоприятное завершение судебного расследования тайной деятельности главы «П-2» Личо Джелли и его друзей-масонов, просчитались.

В течение долгого времени Кальви не отвечал на настойчивые запросы Итальянского банка. Он, конечно же, не хотел выдавать тайны своих зарубежных филиалов. Он сопротивлялся до последнего, чтобы скрыть свои темные махинации, сложные финансовые операции, благодаря которым ему удавалось удержаться на поверхности. Приходилось идти на обман. Но Итальянский банк все-таки завладел реальной информацией и в том самом письме от 31 мая предъявил Каль-ви счет. Практически это был приказ уничтожить всю его финансовую систему, созданную более чем за десятилетний срок правления в «Амброзиано». А чтобы управляющий не решил все, как всегда, сам, проконсультировавшись с другими руководителями «Амброзиано», Итальянский банк приказал Кальви собрать административный совет и представителей профсоюза служащих, дабы проинформировать их об ультиматуме. Для банкира это было равносильно бомбе с часовым механизмом, обезвредить которую было крайне трудно.

С этого момента Кальви стал слишком обременительной, неудобной для всех, легкоуязвимой фигурой. Это сразу же поняли его политические покровители. Он еще об этом не знает, но социалисты и в особенности христианские демократы уже считают его «хромой лошадью», которую надо срочно заменить. С их точки зрения, это необходимо сделать, чтобы создать новую, более прочную линию защиты их тайных интересов в банке. И вот в административном совете уже найден человек, готовый столкнуть его со сцены. Это Орацио Баньяско, финансист с мало кому известным прошлым, но обладающий большим весом в Швейцарии, с недавнего времени заместитель управляющего «Банко Амброзиано». Он имеет влиятельных знакомых среди политиков.

Днем 7 июня 1982 года собирается административный совет «Амброзиано». Кальви, внешне стараясь показать свое почтительное отношение к директивам Итальянского банка, зачитывает текст ультиматума. Однако в заключение своего выступления он дает понять, что следовало бы проявить особую осторожность в выполнении требований вышестоящей инстанции. Баньяско вскакивает с места — он понял, что пробил его час, — и, размахивая письмом Итальянского банка, требует от Кальви подробного отчета о положении дел в зарубежных филиалах. Более того, он хотел бы изучить интересующие его документы дома, вне стен банка. Кальви протестует: «Если хотите ознакомиться с ними, пройдите в архив, но дома — нет. Документы носят секретный характер, мы рискуем нарушить банковскую тайну». Вопрос ставится на голосование. Победу в соотношении 11 к 4 одерживает Баньяско.

Плотину прорвало. Для Кальви это конец. Он остается практически в одиночестве, потерпев поражение на всех фронтах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное