Читаем Разведчик в Вечном городе. Операции КГБ в Италии полностью

В свое время финансовый авантюрист Синдона, с которым Кальви был тесно связан, предупреждал: «Самое худшее для финансиста, который считает себя еще влиятельным, это когда политики, только вчера оказывавшие столько внимания, не хотят принять его. Это — предзнаменование конца». Точно так и произошло с Кальви. Когда 9 июня он приехал в Рим, многие двери закрылись перед ним. Рядом остался Фла-вио Карбони. Он торгует недвижимостью и владеет издательством на Сардинии, вхож в политические круги, знаком со многими влиятельными лицами. Например, с заместителем министра казначейства Джузеппе Пизану. Он встречался с политическим секретарем христианских демократов Чириако де Митой, пытался снискать покровительство Армандо Короны, нового «великого мастера» итальянского масонства, к которому обращался и Кальви в. надежде заручиться поддержкой «братьев» по ложе, в особенности в Лондоне и Нью-Йорке. Карбони, правда, уже ничем помочь не может, но у него есть собственный самолет, на фюзеляже которого красуется название компании «Аэркапитал». Весь следующий день Кальви проводит в беседах со своими адвокатами. Он детально излагает им все свои неразрешенные проблемы с судебными властями. Это прежде всего апелляционный суд, назначенный на 21 июня в Милане. Ранее он был приговорен к 4 годам тюремного заключения за незаконный вывоз валюты. Кроме того, в Милане шли два следствия. Одно — по делу о мошенничестве с валютой, другое — в связи с запутанной махинацией, относящейся к 1971 году. В ней были также замешаны Спидона и «один руководитель ватиканского «Института религиозных дел», личность которого следовало установить. Еще больше неприятностей ожидало Кальви в Риме, где одновременно проходили пять различных судебных процессов, на которые ему нужно было явиться. Обвинения обычные: мошенничество, использование служебного положения в целях личной наживы, коррупция, нарушение закона о финансировании политических партий. Кальви с горечью признавался своим близким знакомым, что ему не удается добиться аудиенции у бывших политических покровителей. А если кто-нибудь из них и принимал его, то это не приводило ни к каким конкретным результатам. «Я встретился на днях с Андреотти, — рассказывал Кальви одному своему другу, — но так и не смог понять, чего он хочет». Итак, результаты поездки в Рим еще раз убедили его: пора бежать. И он исчез.

…За день до того, как тело Кальви было обнаружено в Лондоне, его личная секретарша выпрыгнула из окна четвертого этажа конторы банка в Милане. Она оставила записку: «Будь трижды проклят Кальви за тот ущерб, который он причинил банку и его служащим».

Так закрылась еще одна страница в толстой книге заговоров против Итальянской республики. Но, естественно, не последняя…

Глава 9. Смерть в сундуке

Мауро де Мауро. Сицилийский журналист, корреспондент палермской газеты «Ора». Это имя известно почти каждому итальянцу, ибо это был неистовый газетчик, который неожиданно расцвел на страницах итальянской печати и таинственно исчез из жизни. Его судьба напоминает мне чем-то трагическую жизнь Димы Холодова из «Московского комсомольца», зверски убитого пока не пойманными нашими славными контрразведчиками подонками…

Мауро де Мауро лез в самые горячие точки бурной внутриполитической жизни Италии: разоблачал возрождающийся неофашизм, раскрывал секреты преступлений мафии, боролся с терроризмом, как правым, так и ультралевым, был непримиримым врагом организованной преступности и коррупции. Мы познакомились с ним в Риме на каком-то бурном митинге, который проходил на самой вместительной Народной площади в Вечном городе. Я пригласил его в мой корпункт, и затем наше знакомство переросло в настоящую дружбу. Я бывал у него в Палермо, мы встречались в других городах, и интуитивно мне всегда казалось, что Мауро в любой ситуации останется верным товарищем. Он очень доверял мне, я — ему. Его помощь с течением времени становилось все более и более значительной. И в какой-то момент мы оба поняли, что видеться нам в ряде случаев лучше не на глазах почтеннейшей публики, а конфиденциально. Последний раз я его должен был увидеть в Палермо 16 сентября 1970 года, но увы… Он не вышел на назначенную встречу, а 18 сентября палермские газеты, а вслед за ними и все другие средства информации сообщили, что Мауро де Мауро бесследно исчез…

В сферу моей разведывательной работы входило и изучение ситуации внутри ИСД — партии Итальянского социального движения, то бишь неофашистов. Мауро де Мауро во многом помог мне открыть те тайные пружины, которые приводили в действие механизм, запущенный последователями Бенито Муссолини. Но буду рассказывать все по порядку, стараясь придерживаться хронологической логики.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное