Разведчик в Вечном городе. Операции КГБ в Италии

И проверил. Милейший Михаил Александрович, как я выяснил позднее, не нашел ничего более мудрого, чем отдать мой очерк своему близкому другу, писателю Сергею Смирнову, который как раз в это время занимался поисками пропавших героев. Смирнов ринулся, естественно, в архивы Главного разведывательного управления Министерства обороны и нашел подтверждение моему открытию. В газете «Правда» появился огромный подвал о Федоре Полетаеве, подписанный Сергеем Смирновым, а через несколько дней в «Известиях» появилась подвергнутая истинно иудейскому обрезанию моя, ставшая абсолютно невразумительной, заметулька на ту же тему. «Что же вы, еб вашу мать, делаете?» – забыв про этикет, кричал я в телефонную трубку при очередном разговоре с Михаилом Александровичем. Мой непосредственный газетный шеф остался невозмутимым. «Ленечка, – проворковал он нежно, – все получилось как нельзя лучше. Вам большая благодарность от всех инстанций. Родина и „Известия“ вас не забудут…»

Восстановили справедливость бывшие итальянские партизаны. Я получил приглашение от Генуэзской ассоциации явиться на торжественное заседание в связи с очередной годовщиной Сопротивления, где мне под аплодисменты собравшихся была вручена «Гарибальдийская звезда» третьей степени как первооткрывателю истинного имени Героя Италии Федора Андриановича Полетаева. Кстати, такой же звездой был награжден в свое время Пальмиро Тольятти за идейное вдохновение движения Сопротивления в Италии, хотя в самые тяжелые времена с 1940 по 1944 год он жил в Москве. Тогда же я еще раз побывал на могиле Федора Полетаева. Ему уже было присвоено звание Героя Советского Союза.

По морям и океанам уже плавал танкер «Федор Полетаев», построенный для Советского Союза руками генуэзских судостроителей, это имя было присвоено площадям и улицам, на мраморной надгробной плите все надписи были приведены в соответствие с исторической правдой. Идя к выходу по немноголюдной в тот день галерее с беломраморными изваяниями, увидел я около одного из них небольшую группку туристов. Молоденькая девушка-гид, старательно грассируя на парижский манер букву «р», рассказывала историю монумента, автор которого – известный в Италии скульптор Оренго – прославился не столько оригинальностью своего творения, сколько необычностью полученного им заказа. Сам памятник – приземистая старушка в мраморных кружевах – вряд ли интересен, а история действительно курьезная… Я прослушал ее до конца из уст бойкой девушки-гида. Жила-была в конце прошлого столетия некая Катарина Камподонико – кладбищенская лоточница, которая всю свою долгую жизнь копила деньги на собственное надгробие. Ведь придет же такая идея человеку! Не доедая куска хлеба, Катарина откладывала в чулок заработанные на свечках и крестиках лиры только для того, чтобы увидеть свое мраморное факсимиле прежде, чем покинуть этот лучший из миров. Она успела осуществить свою голубую мечту. Скульптор Оренго, получив сполна гонорар, продемонстрировал лоточнице ее заветный камень…

Конечно, все люди смертны. По дороге с кладбища вспомнилось мне, как один не лишенный юмора петербургский книгоиздатель завещал высечь на своем памятнике не очень оригинальную, но весьма философскую мысль, облеченную в такую стихотворную форму:

Прохожий, бодрыми ногами,И я бродил здесь меж гробами.

Читая надписи вокруг,Как ты теперь мою читаешь,

Намек ты этот понимаешь?..

Все это верно. Только есть ли смысл в жизни генуэзской лоточницы, прожившей ее ради куска мрамора, который грядущие поколения сохранят или как один из экспонатов произведений незаурядного итальянского скульптора, или как анекдотический курьез? Человек обретает свою личность, свою индивидуальность – такую же неповторимую, как и отпечатки его пальцев, – лишь общаясь с другими людьми. И если он всю жизнь думал только о том, чтобы запечатлеть свою индивидуальность в мраморе или стихах, он и в жизни, и в смерти будет более одиноким, чем Робинзон Крузо, потому что герой Даниэля Дефо, который, кстати, сотрудничал с французской разведкой, никогда не терял надежды выбраться со своего необитаемого острова, вернуться в общество себе подобных и быть ему полезным…

Когда Федор Полетаев пошел навстречу смерти, он, конечно, не думал ни о памятнике, ни о золотых звездах. Что толкнуло советского сержанта на свершение высшего человеческого подвига на чужой ему апеннинской земле? В декрете Итальянской республики есть слова: «…пал смертью героя во имя идеалов свободы народов». Именно так. Эти идеалы всегда были неотделимы от русского характера. Русский характер… Несет он в себе до удивительности неиссякаемый запас патриотизма и интернационализма, особенно в острые и драматические моменты борьбы за свободу тех, кто поднимал высоко ее знамя в разные времена и эпохи. Патриотизм и интернационализм… Вроде бы, на первый взгляд, два сухих, наукообразных слова. Да, верно, когда их произносят слишком часто или не к случаю.