Разведчики

А так, конечно, бросались в глаза чистота, достаток. Ведь до этого нас учили и внушали, что за границей везде нищета. А как зашли, то во всей Германии я нигде не видел дома, покрытого соломой. Или жесть или черепица. А уровень культуры такой, что нам и сейчас до них как до неба…

Из Берлина нас вывели под Потсдам, в деревню Гельтоф, что ли. Там на реке Хафель большое озеро чуть ли не на сто километров, и нас расположили в замке посреди этого озера, в котором раньше располагался немецкий госпиталь. Наше отделение приехало одним из первых, а там красота: чистейшая вода, рыбки разные плавают. Все чистенько, аккуратно, приятно посмотреть кругом, но как только там поселились наши… Мослы с кухни надо выносить на помойку, так нет же, стали бросать их прямо в окно… На окне висела сетка от мух, так ее порвали и прямо в озеро…

А какие туалеты были! Чуть ли не в мраморе, красивые умывальники, краны шикарные. А наши пришли, сразу все переломали, канализация забилась… Приехал ее чистить вроде как один из местных бауэров. И что вы думаете?! Оказался русский, сибиряк, который в Первую мировую попал в плен и так и остался потом там жить. Так он нам сказал так: «… у немцев за столько лет ни разу не пришлось чистить канализацию, а как вы пришли – через каждые две недели…» Так что в этом отношении мы были некультурные. Ну о чем говорить, если когда мы вошли в Германию, то сам командир дивизиона учил нас, как пользоваться унитазами. С ногами же залазили… А с другой стороны, где нам было этому учиться?!

Даже такой пример. Немку на улице поймаешь: «Пошли!» Так она сначала лезет в сумочку, а там платочки, тряпочки, даже пузырек с водой. Не то, что наши Машки, подолом обтерлась и пошла…

С особистами приходилось общаться?

Они уже только после войны активизировались, а во время войны я их и не помню.

Почти все ветераны признаются, что им хоть раз пришлось присутствовать на показательных расстрелах.

Нет, показательных расстрелов я ни разу не видел. Но этот наш Олег Кочарыгин однажды застрелил одного солдата. За что, не знаю, за дело, наверное. Потому что над тем солдатом был товарищеский суд. Он вроде кого-то из наших солдат застрелил, то ли еще что натворил…

Вообще наш капитан был вредный, но справедливый. Но бывало так с ним поругаемся, что я ему сам говорил: «Смотри, капитан…»

А на фронте конфликты между солдатами, драки, например, случались?

На передовой такого не помню, а вот после войны всякое случалось. А уж как мы дрались… Я же по своей дурости даже в Ленинград попал на учебу.

Вскоре после войны наш разведдивизион расформировали, и я попал в артиллерийскую часть. Но я-то в артиллерии не очень, поэтому меня назначили в расчет подносчиком снарядов. Там нами командовал какой-то лейтенант, и вот как-то на занятиях на полигоне мы должны были ползать по-пластунски. А мне это надо, я ведь пол-Европы на животе прополз? В общем, крепко поскандалили с ним, и когда пришли в часть, он мне так сказал: «Вот ты, старшой, какую пользу Родине принес?!» Этот сопляк только прибыл с училища и меня такое спрашивать… У меня аж все вскипело внутри… Рядом висел противопожарный щит, так я в бешенстве к нему подпрыгнул, схватил кирку и плечо ему фактически сшиб напрочь… Его увезли в госпиталь, но он, наверное, калекой остался…

Меня, конечно, – на гауптвахту и должны были судить. Но этот самый Кочарыгин узнал об этом и пришел за меня заступаться: «Его нельзя судить, он же у меня был первым разведчиком! Об их группе даже во фронтовой газете писали». А тут как раз набирали группу, чтобы направить на учебу в Ленинградское училище, и он добился, чтобы меня в нее включили.

Девяносто человек нас собрали и отправили в Кингисепп. В 1-ю школу АиР. Если не путаю, это расшифровывается как артиллериийско-инструментальная разведка. Помню, рядом с этой подготовительной школой стояла чайная, но денег у нас почти не было, так мы туда прямо с вещами ходили. Мы же из Германии все с вещами приехали. У кого чемодан, у кого два. А там в Ленинграде я познакомился с девчонкой, стал ездить к ней на свидания, и однажды произошла такая история.

Как обычно, проводил ее, но на вокзале нарвался на патруль: «Ты чего не по форме одет?» А мы еще в Германии пошили себе новую форму, поэтому выглядел я отлично: китель, офицерский ремень, фуражка. Говорю им: «Так форма сейчас такая!» – «Нет, по уставу фуражка сержантскому составу не положена!» Взяли и оторвали мне козырек… Я ее сразу выбросил и так добрался.

Благодарность

Благодарность

А потом в Кингисеппе как-то на берегу реки смотрю, двое купаются, и среди них тот самый, что мне козырек рвал. Побежал к своим ребятам в казарму, а там у меня был друг, Вася, Шумилин, что ли. Такой боевой парень, чуть ли не полный кавалер орденов Славы. Я к нему: «Вася, там те ребята, что козырек мне рвали!» Он кого-то еще крикнул, пошли и как избили обоих…