Разведчики

Зато появились румыны, которые начали мародерствовать: что-то брали в домах селян, разграбили наш сельский магазин. Но постоянного гарнизона в селе не было, они даже почти не приезжали к нам, но было что-то наподобие «опорного пункта», в котором было два молодых молдаванина из соседнего села Хрустовое, но они ничего плохого людям не делали, никого не обижали и вели себя доброжелательно. Поэтому относились к ним хорошо, можно даже сказать, что они были нашими защитниками.

Даже к моему отцу, активисту советской власти, никаких репрессий применено не было, да и к другим людям тоже. Но может, это было потому, что село наше небольшое и стоит как бы на отшибе. Только уже потом один из наших односельчан пошел служить румынам, но где-то незадолго до освобождения у нас в округе появились партизаны, причем приехали в наше село на лошадях, его арестовали и, насколько я знаю, расстреляли. И румыны за его убийство никак не отомстили, видно, понимали, что это уже ничего не изменит.

Румыны в наше село назначили примара, который занимался хозяйственными и административными вопросами. Школа в период оккупации не работала, поэтому дети в этот период не учились.

В нашем украинском селе евреев вообще не было, но всю войну у нас в селе жители прятали две еврейские семьи из Каменки. Причем про это многие знали, даже видели этих людей, ведь они не в подвале сидели, а работали по хозяйству, за водой ходили, но настолько дружные были в нашем селе люди, что их никто не выдал, и они благополучно пережили оккупацию.

Колхоз в нашем селе румыны не распустили, а сделали из него общину и заставляли работать в ней всех жителей села абсолютно бесплатно. Но работали те, кто был постарше, а нас, подростков, не заставляли, поэтому лично я не работал. Все, что производилось в общине, они подчистую забирали, люди выживали только за счет своего собственного хозяйства. Жили в тот период все мы очень тяжело, словами не передать, фактически вели натуральное хозяйство, т. к. вообще ничего не могли что-либо купить. Даже соль и спички купить было большой проблемой, поэтому, например, вместо спичек пользовались кресалом. Для того чтобы одеться, сеяли коноплю, из нее мама ткала ткань и что-то нам из нее шила.

С боевыми товарищами

Прожили эти три года как на каторге, другого слова я не подберу. Как говорится, «света белого не видели», только много и тяжело работали… Но работали мы только в общине, к военным работам нас не привлекали ни разу.

Когда освободили Ваше село?

Где-то в феврале сорок четвертого нас освободили. Боев при освобождении тоже не было. На постой в нашем селе остановилась какая-то воинская часть. Но у нас в доме просто не было места, а вот в доме у моего дяди жили солдаты, и мы, подростки, ходили к ним в гости, разговаривали с ними, но угощали они нас, потому что у нас почти ничего не было… Вот что-нибудь из одежды мы могли им дать, а угощать их было просто нечем…

Вскоре объявили мобилизацию, но никто у нас по селу не ходил, просто председатель сельсовета, это был брат моей матери, составил списки военнообязанных, и всех нас предупредили, когда нужно собраться.

Мы очень хотели пойти воевать, даже просили, чтобы нас призвали пораньше. Настрой у нас был – отомстить врагу! Всего из нашего села мобилизовали 194 человека, а вернулось с фронта 106… Из нашей семьи тогда призвали отца, хотя ему тогда уже было сорок четыре года, и меня с Игнатом. Нас отправили в полевой военкомат в Каменку, а потом в Рыбницком районе мы все вместе прошли месячную подготовку в учебном полку, и только потом нас уже отправили на фронт.

В этом полку было, наверное, больше тысячи человек. Нас готовили для пехоты, учили самым элементарным вещам. Трудно, конечно, сказать, что за этот месяц нас там могли подготовить хорошо, но просто тогда были такие условия. Относились к нам в этом лагере доброжелательно, кормили хорошо, или это просто мне так показалось после полуголодных лет в оккупации. Форму нам выдали, но не новую. Отец нам свой военный опыт не передавал, просто говорил, что своим оружием мы должны научиться владеть в совершенстве. Какого-то особого желания непременно держаться всем вместе у нас не было, поэтому когда при распределении по воинским частям нас с отцом разделили, мы никуда не ходили и ничего не просили. Отец попал служить пулеметчиком в 62-ю дивизию, а меня с Игнатом направили в 18-й полк 7-й Гвардейской воздушно-десантной дивизии 20-го Гвардейского корпуса 4-й Гвардейской армии.

Когда нас привезли в этот полк, то в пополнении из двенадцати человек я был первый по росту и комплекцией тоже заметно выделялся. Поэтому какой-то капитан из штаба предложил мне пойти в разведроту, и я согласился. Но когда меня зачислили, то и Игнат тоже попросил, чтобы в разведку зачислили и его. Всего из нашего села в эту разведроту попало четыре человека. Вот так мы оказались в этой разведроте, в которой воевали до самого конца войны, а тогда наша дивизия стояла в первой линии обороны возле села Великая Косница Ямпольского района Винницкой области.