Разведка боем

Держалась девушка просто, и видно было, как она счастлива вновь оказаться в «приличном обществе».

Басманов, считая себе комендантом крепости, доложил Шульгину, что в отсутствие начальства происшествий не случилось, в строю тридцать шесть человек, раненых пятеро, больных нет. Из числа монахов добровольно вступить в ополчение получили благословение игумена девять, каковые и проходят сейчас первоначальную подготовку.

Шульгин выслушал рапорт, пожал Басманову руку.

— Спасибо за службу. Рад сообщить, что приказом Главнокомандующего за отличие в боях вы произведены в следующий чин. Поздравляю. Вечером можете отметить, а пока покажите мне систему вашей обороны…

Обойдя стены и убедившись, что придраться не к чему — да и странно было бы, — Шульгин спросил, где им удобнее будет побеседовать наедине.

— В моей келье, если угодно. Или на колокольню подняться. Вид оттуда красивый. Анне Ефремовне будет интересно.

— А нельзя ли на кладбище пройти? — спросила девушка. — Я там еще в детстве любила бывать. Вы поговорите, я памятники посмотрю.

На кладбище действительно было хорошо. Тихо, благостно, сквозь золотые и багровые кроны деревьев на дорожки падал мягкий рассеянный свет. Под ногами шуршали опавшие листья. Посвистывали какие-то птички, порхая между склоненными к могильным холмикам ветвями. Анна пошла искать могилу Гоголя, а Басманов с Шульгиным присели возле памятника мичману, погибшему на испытаниях подводной лодки «Окунь» в 1911 году, сняли фуражки, закурили.

— Обстановка опять поменялась, господин полковник, — сказал Шульгин, наблюдая, как завивается в косом солнечном луче синеватый дым. — Ждут нас новые, забавные дела…

Коротко обрисовал случившееся за последние дни и поразил Басманова сообщением, что теперь на них работает верхушка ВЧК.

— Так что штурм Кремля пока откладывается, но не отменяется. Да и не штурм теперь это будет, надеюсь. Живите здесь, набирайтесь сил для очередных подвигов, тренируйте людей. Скорее всего, нам предстоит в ближайшее время своеобразная партизанская деятельность. Начнутся разборки в советском руководстве, и мы в них тоже поучаствуем…

— Но цель, Александр Иванович, конечная-то цель?

— «Движение — все, цель — ничто», как любит повторять один из наших будущих клиентов товарищ Троцкий, — ответил Шульгин благодушно, расстегнул верхние пуговицы френча, откинулся на спинку скамейки, заложив руки за голову. Погода совсем разгулялась, уже заблестели под лучами солнца летящие паутинки, да и атмосфера кладбища действовала расслабляюще.

— Вам что, перспектива свержения большевизма кажется не стоящей внимания целью? Тогда считайте это своей ближайшей задачей. В ходе ее выполнения вы уже достигли значительных успехов. В том числе и для себя лично. А что дальше будет… — Шульгин зажмурился, и непонятно было, то ли от удовольствия в предвкушении того, что будет дальше, то ли просто от солнечного блеска в просвете между кронами деревьев. — По крайней мере, генеральский чин, графский титул и приличное состояние я вам гарантирую…

— Александр Иванович, — решившись, спросил Басманов. — Надеюсь, вы меня дураком не считаете?

— Я вам дал основания к такому вопросу?

— Вы как бы негласно исходите именно из этого. Я не знаю, доживу ли до победы, возможно, что и нет. Судьба и так хранит меня неоправданно долго. А мне не хотелось бы уйти, терзаясь мучительными сомнениями. Я дам вам слово чести, что сохраню вашу тайну. Но хоть немного ее приоткройте. У Андрея Дмитриевича я бы спрашивать не стал, с вами говорить проще.

— Имеете какую-нибудь гипотезу или только мучительные сомнения? — Шульгин по-прежнему говорил тихим и расслабленным голосом. — И учтите, есть много вещей, в отношении которых разумному человеку предпочтительнее оставаться в неведении.

— Поступив к вам на службу, я уже показал, что не принадлежу к числу чрезмерно рассудительных людей. Да и вы к таковым вряд ли относитесь.

— Базара нет, как выразился бы поручик Рудников. Но вернемся к нашим баранам. Вас удивляет необъяснимость, путем использования примитивной логики, смысла наших поступков?

— Именно. Не только удивляет, но и смущает…

— Соответствуют ли они принципам чести и долга, как вы их понимаете?

— Да, это я тоже имею в виду.

— А были у вас основания усомниться в объективной полезности для России и Белого дела наших действий со дня прихода в Севастополь? И в нашей личной порядочности тоже? — Шульгин перестал изображать нежащегося на пригреве кота, сел прямо, взглянул в лицо Басманова чуть прищуренными глазами.

Подполковник не отвел взгляда.

— Если бы так…

— То вас бы и контракт не остановил. Понимаю. Но, может, бросим околичности? Скажите, что вы успели про нас придумать, а дальше обсудим… — При этом Шульгин ловил глазами мелькающее между зарослями бледно-голубое платье Анны. Пускай вокруг кладбища возвышалась кирпичная стена и тяжелые деревянные ворота были закрыты, а за ними вместо новой территории для высокопоставленных советских деятелей простирался заросший травой луг, он все равно опасался, как бы не случилось чего с этой неожиданно встреченной девушкой.