Разведка боем

Действительно, что же тут странного: какие-то дворы и дома, похожие на послевоенные, и он сам среди друзей. Некоторые из них так и остались для него десяти-двенадцатилетними, никогда с тех пор больше не встреченными по разным причинам, другие, наоборот, помнились ему уже взрослыми, а то, что теперь они снова пацаны — так почему и нет?

Понимать, для чего он снова присутствует в своем детстве, не требовалось, хоть он и помнил, что побывал уже и в более зрелом возрасте. Он просто радовался узнаванию каких-то пустячных и милых подробностей, вроде пионерской комнаты, например, где горны отчего-то всегда стояли без мундштуков. Наверное, чтобы неизвестный злоумышленник не смог протрубить несанкционированную тревогу…

Для чего-то они собирались вечером у подножия возносящейся к самому небу пожарной лестницы, большой, человек в десять-пятнадцать, компанией. Да зачем же еще — чтобы залезть на теплую от дневного солнца железную крышу, лежать на ней вокруг кирпичных дымовых труб, покуривать невзатяжку папиросы «Север» ценой в один, еще дохрущевский, сталинский рубль и двадцать копеек, не для удовольствия, а из самоутверждения…

Так… Ситуация безусловного, еще не подверженного рефлексиям, счастья. На темнеющем небе появляются первые звезды, кто-то из самых начитанных (или богатых, ему ведь выписывают домой «Технику — молодежи») затевает разговор о «Сокровищах Громовой луны» Гамильтона.

В очередной миг обстановка начинает меняться. Тоже естественно, не вызывая удивления. Среди дворовых друзей появляется, но уже не на крыше, а внизу, в салоне брошенного на заднем дворе без колес и мотора трофейного итальянского автобуса, местный «вор в законе» по кличке Кыла, парень лет двадцати, отсидевший по пустякам не больше «трешки». В то время его титул означал не то, что сейчас, а просто принадлежность к одной из каст: «ворам» и «сукам», отличавшимся друг от друга не сильнее, чем католики от гугенотов, но столь же яростно воевавшим — на полное физическое уничтожение. И Кылу вскоре где-то зарезали. (Все эти оценки Новиков тоже вспомнил уже в ходе сна, а тогда дворовых зачаровывал сам титул.)

Андрей учил вора играть в шахматы, тонкости которых на вид туповатый, со шрамом во всю щеку парень схватывал на лету. А сам Новиков за это был избавлен от стояния на стреме и прочих подходящих возрасту дел, которые его менее интеллигентных ровесников приводили сначала в страшную «трудколонию», а потом и дальше.

— Послушай, Андрюх, — говорил вор, внимательно глядя на доску, — а интересно, бля, получается. Я вот так хожу, думаю твою туру побить, а тут же оно, бля, мой офицер через ход под боем будет, и эта пешка тоже, а ты сюда пойдешь, и твоя королева тут, ее конем… можно, а тогда твой черный офицер мне шах… — Он вдруг задумывался, по-модному жуя окурок и перекатывая его из угла в угол фиксатого рта. — Это ж как в жизни, а? Я на зоне с корешем покентовался. Когда освободились — ему наколку на дело дал, он пошел, погорел, легавого по нечаянности грохнул, и его легавые грохнули… Так, значит, если б мы со Сталькой и Ермолом еще аж в позапрошлом году бутылку пить не стали, ларек не подломили, так и я бы не сел, и тогда получается, все сейчас живые были? Из-за нашей бутылки «Карданахи» две души на распыл?

Не успела еще удивить юного Новикова стихийная телеология малограмотного вора, как ему в голову сам пришел ответ:

— Оно так, Кыла, да только игрок — это одно, а фигура на доске — другое, и важно вовремя догадаться, кто ты сам есть…

И вдруг на месте вора уже сидел, поддернув щегольские чесучовые брюки над сандалетами из лакированных ремешков не кто иной, как шеф-атташе форзейлей на планете Земля, пресловутый Антон. Фамилии которого никто никогда не слышал, а лично знавший его задолго до описанных событий капитан Воронцов так и не смог вспомнить.

— Ну как, лидер, — спросил он с неприятной интонацией, — начал понимать, что почем?

На доске Новиков увидел странную позицию, какая бывает только в шахматных задачах — белый король находился под шахом сразу с четырех направлений. Невзирая на вроде бы надежное прикрытие, его атаковали черный ферзь, ладья и два коня.

— Я ничего не знаю, и твои варианты меня не волнуют, — ответил Андрей. — Ты никогда не желал играть со мной впрямую. Мало ли что ты здесь расставил…

Он сейчас говорил Антону зло и раздраженно, пользуясь случаем, как никогда не говорил раньше, потому что и ситуация была другая.

— Ты морочил голову моим парням, вкручивал им всякие идеи насчет спасения мира ценой наших голов, но для твоей пользы. Чего ты хочешь сейчас, зачем ты пришел? Мы с тобой в расчете, разве не так?

И снова все это было, как во сне, когда понимаешь, что спишь, и даже слегка пользуешься этим. Мол, что бы я ни сказал и ни сделал, значения не имеет.

— Ошибаешься, друг, и самое главное — не в том, о чем думаешь… — спокойно ответил Антон.