Столько раз за минувшие сутки его бросало от надежды к отчаянию, что нервы сдали окончательно. Все же, за исключением нескольких месяцев на фронте, всерьез рисковать жизнью ему не приходилось, а определенная отвага и решительность, проявленные в борьбе с контрреволюцией, в немалой степени зависели от авторитета стоявшей за ним организации и почти полного отсутствия действительно серьезных противников. У «заговорщиков «и «классово чуждых элементов» и завалящий наган имелся не всегда. Так что Вадимову смелость с достаточным основанием можно было назвать и наглостью самого сильного в зоне бандита. Те тоже в разборках, бывает, на нож идут…
А сейчас, наконец, гонор с Вадима слетел. Остался человек, осознавший свою ничтожность перед лицом сил, которым безразлична магия трех– или четырехбуквенных аббревиатур.
Тут как раз вернулся Шульгин. Сел рядом, показал на раскрытой ладони несколько аккуратных, в мизинец величиной золотистых цилиндриков.
– Знаешь, что это такое, господин бывший прапорщик?
– Похоже на детонаторы.
– Почти угадал. Это радиовзрыватели. Что такое радио, ты тоже знаешь. По соответствующей команде такую штуку можно взорвать верст за десять. Запомнил? Молодец. Теперь вот, – Шульгин показал ему рацию величиной с сигаретную пачку.
– Если когда видел полевую радиостанцию, так это она и есть. Только чуть меньше обычной. Прогресс потому что. Смотри. – Шульгин вышел в коридор и стал у двери в кухню, метрах в пятнадцати от холла. Новиков включил здоровенный, отделанный кленовым шпоном «Hi-Fi» приемник пятидесятых годов «Телефункен».
Нагрелись лампы, из динамиков послышался негромкий гул.
– Раз, два, три, настройка. Раз, два, три, как слышно? Ну что, студент, убедительно? – Сочный голос Сашки заполнил комнату.
Впечатляющая демонстрация для человека, которому даже радиостанция весом в десять пудов, на пароконной повозке, – чудо техники.
Остального можно было и не делать, но для полноты внушения Вадима отвели в ванную, при нем замотали взрыватель в старое одеяло и для надежности накрыли сверху подушкой.
После чего Новиков удалился в коридор и отчетливо произнес в микрофон:
– Взрыв.
Ахнуло не слишком громко, но в срезонировавшей чугунной ванне все равно убедительно. Удушливо завоняло сгоревшей взрывчаткой и паленой шерстью.
– Как человек с военно-университетским образованием, – наставительно говорил Шульгин, когда они снова сидели в комнате, – ты понимаешь, что если взрыватель пристроить к ста – больше не надо – граммам тола и полученную мину закрепить стальной цепочкой у тебя на поясе, то в любой нужный момент может произойти что? Правильно угадал. Причем при попытке расстегнуть или распилить цепь будет то же самое. А чтобы знать, правильно ты себя ведешь или не очень, кому и что говоришь, во внутренний карман тебе кладется рация. И если что не так, то – хлоп… Последствия сам дорисуй. А если мы прицепим к тебе не сто грамм тола, а тысячу, получим бомбу, что и пол-этажа разнесет…
Сашка ерничал в своей лучшей манере. Новиков слушал его с печальным лицом уставшего от жестокостей этого мира человека. Вадим же сидел совершенно раздавленный. Не столько даже крушением последних надежд на какой-то в его понимании достойный выход, а мыслью о том, что столкнулся он с чем-то невообразимым. Университетского образования и умения строить силлогизмы для этого хватало.
Ему хотелось спросить в лоб, кто же такие его собеседники и откуда они здесь появились, потому что в их принадлежность к белой и вообще к какой угодно армии он больше не верил. Разве что действительно они представляют здесь сверхтайный орден, оснащенный изобретениями сумасшедших ученых, вроде доктора Калигари.
Но спрашивать он ничего не стал.
– Не только потому, что ваши слова крайне убедительны, – сказал он, сглотнув слюну, – но и потому, что ваши цели представляются мне гораздо более достойными и важными, чем я думал вчера, я буду с вами работать. А это, – он показал на раскатившиеся по столу взрыватели, – пусть будет по-вашему. Я понимаю…
– И слава богу, – облегченно вздохнул Новиков. – Я всегда говорил, что с умным человеком договориться можно.
– Особливо, если система доказательств выбрана правильно… – добавил Шульгин.
Несколько позже приободрившийся и повеселевший Вадим спросил у Новикова (к Шульгину он по-прежнему впрямую обращаться избегал): – Ну, а вот если представить, чисто условно, что я все же решил бы вас обмануть? Стал бы говорить одно, а при этом на бумаге писал своему начальнику все как есть?
– Ты не поторопился его умным назвать, господин полковник? – лениво осведомился Шульгин.