– Сдается мне, что к какой-то разгадке мы подбираемся, – говорил Андрей Шульгину, наливая третью или четвертую чашку кофе. Вадима, утомленного событиями дня и долгим допросом, уложили спать в дальней комнате, которую неведомый хозяин использовал, наверное, как гостевую. Накормили, дали выпить полстакана виски и оставили наедине с собственной совестью, приковав наручниками к раме кровати и посоветовав не предпринимать действий, могущих сделать остаток его жизни совсем уже невыносимым. Сами приняли душ, переоделись в чистое белье и пижамы. В гардеробе хозяина обнаружились огромные запасы самой разнообразной одежды, не только мужской, но и женской.
И теперь сидели в креслах, слушали тихую классическую музыку, неторопливо обмениваясь мнениями.
– Судя по словам Вадима, таинственный узник – фигура интересная. Прорицатель, ясновидец да вдобавок еще и профессор. Мне странная мысль пришла – а вдруг это тоже какой-нибудь пришелец? Заблудившийся в лабиринте Реальностей и попавший в лапы Чека?
Шульгин откинулся в кресле, вращая на пальце за спусковую скобу тот самый браунинг «хай пауэр», который обнаружил в ящике стола Берестин, потом видел там же Новиков, а теперь попал в руки Сашке. Ко всякого рода пистолетам он испытывал почти сексуальное влечение, они для него были своего рода гипноглифами, и он мог вертеть в руках полированные железки часами, как мусульманин четки.
– С тем же успехом сей профессор может быть психом или шарлатаном.
– Психи как раз по твоей части, но не думаю, что такой спец, как Агранов, не разобрался бы за полгода. Тут сложнее. И надо бы нам этого ясновидца раздобыть. Вдруг повезет…
В гостиной было уютно. Торшер с розовым гофрированным абажуром на латунной изогнутой штанге освещал только низкий треугольный столик, камерный квартет играл Сибелиуса, и все это так вдруг напомнило один из вечеров пятнадцатилетней давности, что у Андрея защемило сердце. Было же когда-то безмятежное время, пронизанное ощущением неясного, но непременно светлого будущего… Не в идеологическом, а исключительно в личном смысле.
– Хорошо бы. А то мы так запутались. И ведь никто не желает объяснить, что вообще все это значит… – Шульгин сделал руками движение, будто обводя ладонями невидимый шар. – И твои видения. Для чего? Кто их насылает? Что хочет сказать? Меня твоя космогония совсем не вдохновляет. Какая принципиальная разница, бог ли в классическом варианте, или Держатели Мира? Тогда кто аггры, кто форзейли, какая их роль, фантомы они или вправду объективно существуют? И при чем тут вообще мы? – Шульгин не опьянел от нескольких рюмок, просто перешел в иное эмоциональное состояние, ему срочно потребовалось решить все загадки бытия.
Новиков видел, что пора заканчивать. Четвертый час уже. Утешало то, что утром можно спать до упора, никуда не спешить и ничего не опасаться. А вопросы онтологии оставить до более подходящего случая. Не философские основы бытия обсуждать, а совершенно конкретными делами заниматься предстоит, чтобы бытие это самое себе реально обеспечить. А потом уже все остальное. Ибо если даже все бросить и на шикарном пароходе в окружении прелестных женщин в отдаленные южные моря уплыть, никуда не денешься от мысли, что существуешь ты только по настроению никому не ведомых существ, которым стоит кнопочку (условно говоря) нажать, и следа ни от тебя, ни от всей истории человеческой не останется. При такой перспективе жить – что в камере смертников расстрела ждать, от каждого звука в коридоре вскидываться, не за тобой ли пришли…
Утром Шульгин проснулся хотя и довольно поздно, но все равно первым. И Новиков, и измученный дневными хлопотами и ночными переживаниями Вадим еще спали в полутемных от задернутых плотных штор комнатах.
Не торопясь, Сашка поставил на огонь чайник, собрал кое-что для завтрака, нашел на подоконнике «Знание – сила» за декабрь 1965 года. Листать страницы журнала, который он уже один раз читал, было и интересно, и грустно. А в то же время и скучно как-то. Глуповатый пафос, несбывшиеся пророчества, споры о вещах, казавшихся тогда необычайно важными. И вдруг попадаются материалы безусловно талантливые и по тем временам смелые, но все равно настолько далекие… Как сегодня читать телеграммы с фронта Балканской войны 1912 года.
Покурив и выключив закипевший чайник, Шульгин пошел будить Андрея. Отдернул штору в спальне, увидел панораму крыш и дождь, переходящий в снег. Рановато вроде бы. Сентябрь еще не кончился. Прочая же обстановка за окном от вчерашней не отличалась. Так же пусто в переулке, редкие прохожие, нахохлившись, торопятся по неизвестным делам, такие же обшарпанные дома напротив, и бессмысленно кружатся над крышами стаи ворон.
Позавтракали втроем, ни о чем существенном не разговаривая, словно не слишком близкие знакомые, старательно обходя все, что могло напоминать о вчерашних событиях. Но думать все равно думали, каждый по-своему, отчего атмосфера сохранялась напряженно-печальная, словно в семье на второй день после похорон дедушки.