Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента.

Я понял из дальнейшей беседы, что гестапо уже ведет усиленный поиск бежавшего Отто. Естественно, ни при каких обстоятельствах я не стал бы помогать гестаповцам в повторном аресте Леопольда Треппера. Нет, я никогда не был способен кому-либо мстить, и, несмотря на все, что узнал о поведении Леопольда Треппера в гестапо, я не мог забыть, что у него есть жена и дети. Прав ли он в своих действиях, пусть разберутся в Москве, если когда-либо он там появится. Кроме того, я не мог ничем помочь и Паннвицу, так как действительно ничего не знал, где беглец может скрываться, если он действительно бежал. Думаю, что это понимал и криминальный советник.

Паннвиц, видимо, многое обдумал и принял какое-то решение. Может быть, ему помогли в этом отношении Отто Бах и Вальдемар Ленц. Мои мысли были направлены на определение дальнейшей позиции, которую мог бы занять Паннвиц, и что бы это могло дать мне и связанному со мной Золя и его резидентуре.

Мне показалось, что Паннвиц понял мое состояние тоже и решил несколько успокоить, заявив, что бегство Леопольда Треппера не может отрицательно повлиять на нашу «совместную работу», а, скорее, наоборот, заставит нас более усиленно действовать, обеспечивая выполнение поставленных Берлином задач. «Кстати, – заявил Паннвиц, – я полагаю, что ваши встречи с Маргарет Барча не только могут быть продолжены, но и стать более частыми, или сможете быть с ней вместе, если сами на это согласитесь». Помедлив немного, Хейнц Паннвиц, несколько успокоившись, сказал мне и о том, что с согласия Берлина и с помощью Бемельбурга он подыскивает для размещения зондеркоманды отдельное здание, и если ему удастся, то, возможно, он именно в нем разместит и меня. Это, конечно, произойдет в том случае, если я стану более активно и честно сотрудничать с ним.

Мы расстались с криминальным советником после того, как он лично проводил меня в кабинет, где сидели и работали Ленц и Курфесс. Сам факт, что он лично меня сопровождал до этого кабинета, тоже несколько удивил.

Курфесс, поздоровавшись со мной, покинул на некоторое время кабинет. Возможно, ему надо было о чем либо переговорить с начальником зондеркоманды. Ленц предложил мне сесть и, как будто ничего не произошло, хотя в течение некоторого периода времени мы с ним не встречались, положил передо мной несколько расшифрованных радиограмм, полученных из «Центра» на мое имя, и несколько текстов, подлежащих шифровке, состоящих в основном из информационных сообщений Золя и некоторых чисто организационных вопросов. Я стал внимательно просматривать, а Вальдемар Ленц молчал. Все это продолжалось несколько минут, и вдруг он заговорил: «О чем вы так долго разговаривали с Паннвицем и какое у вас сложилось о нем впечатление? Смогли ли вы понять, в какой он оказался сложной обстановке после бегства Отто? Не сложилось ли у вас впечатление, что он делает большую ставку на вас, на вашу линию радиоигры, а также на вашу связь с Золя?»

Задав вопросы и не ожидая ответа, Ленц продолжил наш разговор, поинтересовавшись, знаю ли я, кто такой Отто Бах. Я ответил отрицательно, так как действительно о нем ничего вообще не знал, а только удивлялся, что он бывает в зондеркоманде, но держится некоммуникабельно, весьма сдержанно. Что касается заданных мне вопросов, я опасался дать правдивый ответ, да и говоря честно, сам еще не мог во всем происшедшем разобраться. Тем не менее я сказал, что, возможно, мне показалось, он, Паннвиц, держался по отношению ко мне достаточно откровенно, но не вдавался в подробности затрагиваемых вопросов. Я лишен еще возможности судить о Паннвице как о личности, то, что он попал в сложное положение, это я понял, но могу это объяснить только тем, что он слишком доверился Отто и сам создал все условия для его побега.

Касаясь самого побега, я выразил мысль, что он мне непонятен и я не могу точно определить, какую цель перед собой поставил Отто. Я подчеркнул свое опасение, что и побег, как и занятая после ареста Отто позиция гестапо, может привести еще к жертвам. Что касается моего взгляда на возможность криминального советника решить уделить предельное внимание моей линии «радио игры», я еще не имел по этому вопросу суждения, но все же высказал сомнение: во-первых, действительно ли Паннвиц стал на позицию доверия ко мне и, во-вторых, согласится ли Берлин с тем, что моя линия радиоигры сможет заменить ту, которую вел Треппер при участии Гиринга и Паннвица?

Я не мог удержаться, чтобы не выразить своего удивления по поводу того, что Паннвиц вдруг заговорил о наших свиданиях с Маргарет и даже высказал предположение, что не исключена возможность нашего совместного содержания в тюрьме, которую он, очевидно, еще не определил. Я поделился с Ленцем своей тревогой по поводу того, что сын Маргарет продолжает оставаться в Марселе, брошенный на произвол судьбы.