Разведотряд

Июль 1942 г. Гурзуф. А на той стороне…

Штурмбанфюрер (поскольку в составе тайной полевой полиции бывшие сотрудники криминальной получали звания военных чиновников — «зондерфюрер») Дитрих-Диц Габе до войны был инспектором полиции Дрездена, небесталанным, но без перспектив карьерного роста. По крайней мере, пока шефом полиции оставался старик Крюге, по прозвищу «фельдфебель», с которым Габе умудрился повздорить, ещё будучи младшим инспектором. Тогда он оказался прав, ехидно заметив «фельдфебелю», что умильный кретин, любимец публики и оракул ипподрома «Кранкештуд» герр Мольтке вполне может оказаться и держателем «чёрного» тотализатора. Но проницательность эта стоила Габе должности, заслуженной по всем статьям должности старшего инспектора, вот уже на протяжении пяти лет. И если бы не война…

В тайной полевой полиции личные симпатии на уровне среднего командного состава мало что значили, поскольку высшие должности всё равно были наглухо забиты гестаповцами, а им важен был практический результат, а не количество расстрелянных «по подозрению», в целом и общем. Физиогномические таланты и следственный нюх Дитриха при гаком подходе оказались как нельзя кстати. Незнание языка и советских реалий, что изрядно путало бывших работников уголовного сыска, всю жизнь обретавшихся в среде хоть добропорядочных, хоть злоумышленных бюргеров — один чёрт, ничего общего с русскими не имевших ни в поведении, ни в мышлении — мало его смущало. Его «подозрения», основанные больше на наблюдениях, чем на следственных мероприятиях, как правило, оправдывались. Никакой актёрской игрой невозможно было скрыть саму актёрскую игру. И уже не нужен был красноречивый злобный взгляд, мельком брошенный исподлобья, настороженность в глазах при обыске или сдержанная внутренняя паника в момент случайного ареста по ходу облавы. Прежде всего — самому ему непонятным образом — Габе улавливал фальшь как самой убедительной конспиративной игры, так и невинной лжи смертельного испуга. А когда знаешь, что тебе врут, выяснить, о чём врут и почему — дело уже если не дедукции, то пыток. В сравнении с гражданской службой доступность подобных методов следствия здорово его облегчала, было б за что зацепиться. Но зацепиться следовало за что-то гораздо более реальное, чем, скажем, жидомасонский заговор, а то при виде пыточного инструментария мало кто не сознается в участии в таковом…

Фрау «Казанцефф» в этом смысле вызывала его самые искренние и недоумение, и уважение. Ни наигранного спокойствия, ни, тем более, страха не читалось в её лице. И всё-таки… Опытный наблюдатель, Габе вдруг сам почувствовал себя объектом наблюдения. Казалось, тогда, в комендатуре, он едва ли был замечен этой странной нечитаемой женщиной — лёгкий кивок, взгляд искоса, но не в лицо, а под ноги. И всё же…

«Ей есть что скрывать, — сделал вывод Дитрих, ни на чём особенно не основываясь. — И не только от нас, немцев, врагов…» Иначе как объяснить привычную, почти театральную лёгкость перевоплощения керосиновой «бабы Маши» в аристократку?

— Что скажете, Дитрих? Вы же у нас, говорят, провидец? — спросил комендант Лидваль, когда двери за «фрау Казанцефф» закрылись.

— Драматическая женщина… — ответил он тогда, и сам не слишком понимая, что, собственно, имеет в виду.

Но майор, кажется, его понял:

— Да, надо бы за ней присмотреть. Русские оставили весь архив отдела регистрации населения, я скажу, чтобы там её поискали. Она, я так понял, приезжая, а в Советах и в мирное время была странная манера обязательной регистрации прибывших-убывших. Так называемая Die Anmeldung — прописка…

Несмотря на то, что в результате поисков выяснилось: Мария Казанцева — дочь репрессированного красного командира уровня дивизионного штаба, — ощущение Габе, что Казанцева по ту сторону баррикад, не только не пропало, но, напротив, ещё усилилось. Особенно, когда по доносу соседей он узнал, что в доме Казанцевой укрылась дочь большого чекистского начальника, к тому же ещё и еврейка.

«Подобное тянется к подобному? — хмыкнул он, вполуха слушая говорливую тётку, прятавшую за обильной пазухой талоны на масло и эрзац-кофе. — Впрочем, на Украине укрывательство евреев — дело довольно редкое, чаще сдают своих вчерашних уважаемых врачей и любимых учительниц. А тут дочь майора НКВД, сам Бог велел…»

— Что посоветуете? Брать? — закрыл папку отдела регистрации Лидваль.

— Как раз таки не советую, — покачал головой гауптштурмфюрер. — А вот глаз не спускать…

Оказалось кстати. Именно на пресловутую керосиновую лавку, где хозяйничали теперь Казанцева и её вновь обретённая не то «дочь», не то «племянница», указал представитель армейской контрразведки — де, адрес этот упомянут в донесениях секретного агента абвера в разведштабе Черноморского флота как явочная квартира.

Последнее подтверждение связи Казанцевой с русской разведкой он получил буквально минут пятнадцать назад, когда…

Всё та же ночь. На этой стороне…