Разведрота

«Вот оно!» – Кочин сразу почувствовал, как в груди затанцевало сердце.

– Фамилия?

Капитан, естественно, принялся уточнять.

– Ростовцев. Рядовой Ростовцев…

– Запросите разведроту. В дивизию не докладывать!

– Они уже обыскали весь полк, – ответил капитан таким тоном, будто лично искал.

– Нет, – Кочин стянул кепи с головы и сел на лавку. – Не в полку. Запросите разведроту, которая… – он кивнул головой в сторону гор, – там…

Капитан не понял командирской логики, но все же стал настойчиво выходить на связь с и. о. командира разведроты старшим лейтенантом Рыбаковым.

– Дай мне! – Кочин выхватил у капитана трубку. – Норка, это Ноль первый. Доложи обстановку! Прием…

Дребезжащий невнятный голос Рыбакова, усиленный динамиком, спокойно вещал:

– Спускаемся по южному контрфорсу в «зеленку». Воздействия противника не наблюдаю…

– Норка, Ростовцев с вами?

– С нами, Ноль первый. Он проявил самовольство…

– Ладно, – прервал Рыбакова Кочин. – Потом все объяснишь. Проследи за ним, слышишь?.. Он молодой, чтоб дров не наломал, понял? Спрошу с тебя. Отбой!

Кочин смотрит на карту, отыскивает квадрат «7-А», закрашенный желтым фломастером, проводит несколько раз кончиком карандаша по южному контрфорсу, будто хочет расчистить путь разведроте.

– Василий Иванович! – обращается он к начальнику штаба. – Внесите дополнительно в приказ на операцию рядового Ростовцева Геннадия Львовича, шестьдесят седьмого года рождения.

Начальник штаба вытирает платком вспотевший лоб. По его лицу хорошо заметно, что частота сердечных сокращений и артериальное давление – в норме.

– Ни одного обстрела, Евгений Петрович, – говорит он, сдержанно улыбаясь. – Не удивлюсь, если…

– Организуйте-ка чайку, – неожиданно перебивает его Кочин. – Пить до смерти хочется.

Через час Кочин уснул в командирской летучке. Спал он совсем немного…

– Евгений Петрович! – тряс его за плечо начальник штаба. – Клименко передал, что слышит в районе Рыбакова стрельбу…

* * *

На какое-то мгновение Гешка утратил чувство реальности. Раскидистые сосны зеленой стеной окружали площадку, куда несколько минут назад они сиганули из вертолета, зависшего в двух метрах над землей. Это настолько не совпадало с Гешкиным представлением об Афганистане, настолько напоминало московский Серебряный Бор, что он даже застонал от восторга и присел на землю, пересыпая из ладони в ладонь сухие иголки.

– Ребята, может, нас в Союз высадили?

И. о. командира роты замполит Рыбаков, навьюченный оружием, боеприпасами, ракетницами, флягами, как гималайский шерпа, с легким раздражением в голосе сказал Гешке:

– Ростовцев, по возвращении в полк напишете объяснительную на имя командира полка, каким образом вы здесь оказались. Становитесь в строй. Идти след в след, не болтать!

– Шаг вправо, шаг влево – расстрел, – пробормотал Гешка, подбросив на себе рюкзак, поправляя лямки, повесил автомат на шею, как это сделали ребята. Гурули с тяжелым пулеметом на плече встал за Гешкой.

– Мы в одной тройке. Что делаю я, то и ты.

– Что-то вроде альпинистской связки? – уточнил Гешка.

– Веселишься, сынок?..

– Не толпись, как на базаре, вытягивайся по тройкам! – кричал Игушев откуда-то спереди, однако его трудно было найти в одноликой цепи.

– Дозор, на пятьдесят метров вперед, бегом – арррш! – вторил с другой стороны Рыбаков.

«Птиц не слышно, – Гешка стоял, задрав голову кверху, ждал Гурули, который замыкал цепочку. – И тумана нет. А в остальном почти Серебряный Бор».

То, что происходило сейчас в этом афганском Серебряном Бору, напоминало Гешке телерепортажи из Анголы, Никарагуа или Кампучии, но только не про лубочно-парадную родную армию. Беззвучно шли люди в защитных грубых спецовках, в бронежилетах, безрукавках, напичканных боеприпасами, с гранатными подсумками и флягами на боку, с квадратными тяжелыми рюкзаками за плечами, с радиостанцией, автоматами и пулеметами, стволы которых шарили по сторонам, как фонари в темноте. Неподдельная осторожность, размеренные, экономные шаги, короткие реплики в тишине:

– Мифтяхов, поторопите дозор!

– Разхубин, не звякай каской! Тебя, как барана в горах, за километр слышно.

– Тесно в затылок идти, Панаркин?

– Я Мараимову на ноги наступаю, товарищ сержант.

– Сто раз объяснял – два шага дистанция!.. – Эти короткие переговоры не прекращались ни на минуту. Сержанты и «старики» сейчас особенно старательно напоминали молодым, кто здесь правит бал. Рыбаков, исходя из собственных, не всем понятных соображений, шел первым сразу за дозором, не вмешиваясь в воспитательный процесс. Те, кто уже больше года шастал по этим горам, знали все премудрости и тонкости подобной прогулки не хуже офицера. Возможно, что не хуже офицера учили они этим премудростям молодых.