Разведывательная деятельность офицеров российского Генерального штаба на восточных окраинах империи во второй половине XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова)

– Я готов поставить на эту работу всех людей вверенной мне бригады и настаиваю на необходимости безотлагательного выполнения такой предупредительной меры, – твердо заявил г[енерал]-л[ейтенант] Зеземан.

– Я протестую против такого легкомысленного объяснения причины подземного стука, слышанного часовым. Ведь дело идет о жизни и благополучии императорской фамилии, а в этом случае никакие предупредительные меры для обеспечения безопасности не должны считаться чрезмерными, – вызывающе заявил жандармский полковник.

Начальник дороги и его старшие сотрудники молчали. Мне становилось жутко и страшно за исход совещания. Я решил еще раз переспросить часового.

– Когда тебя поставили на пост в эту смену?

– Так что, в полдень, ваше в[аше] бл[агоро]дие

– А какая была погода? – спросил часового командир дворцовой железнодорожной роты.

– Так что, солнышко дюже здорово грело, – последовал ответ.

– Ну, и когда ты услышал стук, какая была погода? – продолжал свой допрос настойчивый ротный командир.

– Так что, пасмурно стало, – отвечал часовой.

О погоде это сведение подтвердили разводящий, караульный унтер-офицер и строевые офицеры войсковой охраны, заявившие, что когда они прибыли к месту, то погода испортилась, появились тучи, ветер и сильно похолодало. Тогда я решил допросить еще раз старшего дорожного мастера, который так настойчиво опровергал мнение часового о подземном минере.

– Да вы, господин, позвольте мне спросить часового, – сказал мастер.

– Изволь, спрашивай, – ответил я.

– Вот что, мил-человек! А как, значит, минер-то этот стучал тебе? На что похоже было? – спросил часового дорожный мастер.

– Похоже, как бабы кочергой из печки золу выгребают, – отвечал часовой.

– Ну, а тебе как послышалось, миленькой? – спросил мастер у разводящего.

Тот помялся на месте и ответил:

– Как из чугунка прижаренную картошку скребком сдирать.

– Ну, вот, господин, на мое и выходит, – вскричал дорожный мастер, – все это простое понятие. На нашей ж. дороге рельсы положены с большим зазором в стыках, потому что летом от жары их сильно коробит, чтобы, значит, было куда рельсу протянуться. Часовой стоял в полдень: жарко было, потому солнце у нас сильно греет, хоть и конец сентября. Рельса и нагрелась, в зазор стыки и ушли. А как тучки набежали, солнце закрыли, да ветром обдуло – оно и вовсе похолодело: рельс опять сжиматься стал. А в накладках с болтами у нас на то и расчет сделан в дырках, чтобы дать свободу такому движению. Да только не втихомолку оно. А рельс-таки здорово при этом кричит. Должно часовой и другие это и слышали. А то, поди, подземный минер! Тоже выдумал, – закончил свое объяснение старый мастер.

Для меня, бывшего на постройке Закаспийской ж[елезной] дороги, где зазоры между стыками оставлялись по указанной причине очень большие, это объяснение показалось здравомыслящим и близким к истине. Я предложил прежде всего высказаться окончательно всем членам совещания, начиная с командира дворцовой железнодорожной роты. Это был молодой штабс-капитан, армянин по происхождению и уроженец Кавказа. Он встал и кратко, твердо заявил, что вполне удовлетворен объяснением старшего дорожного мастера и считает факт совершенно выясненным, а всякие инженерные предупредительные меры излишними. Решительно против этого объяснения высказались г[енерал]-л[ейтенант] ф[он] Зеземан и особенно вызывающе протестовал жандармский полковник. Начальник ж[елезной] дороги уклонился от определенного ответа, сославшись на то, что в вопросе охраны царской семьи никакие меры не могут считаться чрезмерными.

Памятуя твердо, в каком настроении находился мой прямо начальник и что мне сказал великий князь, фельдмаршал Михаил, я, внутренне обращаясь к Богу с молитвой, встал, приказал всем лишним удалиться, твердо заявил: по данному мне полномочию начальника войск охраны Закавказской железной дороги, считаю подозрение о работе подземного минера объяснимым естественными причинами и не считаю возможным останавливать по высочайше утвержденному маршруту движение поездов чрезвычайной важности. Требую от железнодорожного начальства и жандармского надзора установления самого бдительного технического надзора за полотном ж[елезной] дороги. Кроме того, жандармскому надзору сверх войсковой строевой охраны подозрительного участка иметь еще секретных переодетых агентов в 5-и верстах с обеих сторон полосы местности; конными разъездами освещать эту местность до полуперехода в обе стороны. Объявляю совещание закрытым и именем начальника охраны все разговоры с посторонними лицами об этом происшествии строго запрещенными.