В этот момент позвонил Фегеляйн и сказал, что Гитлер и Геббельс в бешенстве, потому что Бергер не остался в Берлине — на самом деле он только-только покинул Берлин, чтобы вылететь на юг Германии вместо Гиммлера. Он был нужен Гитлеру, чтобы привести в исполнение приговор, вынесенный доктору Брандту — бывшему личному врачу Гитлера, который недавно был осужден на смерть за тайный провоз своей жены в американскую зону в Тюрингии. Очевидно, это была сложная интрига в окружении Гитлера, в которую были вовлечены подруга Гитлера Ева Браун и ее сестра — жена Фегеляйна. Гиммлер сделал все, что мог, чтобы предотвратить казнь врача, и немедленно дал по телефону указания начальнику гестапо Мюллеру. Доктор Брандт был перевезен в Шверин, где было безопаснее в плане бомбежек, и Фегеляйну сообщили, что Бергер летит в самолете на юг. По этой причине приговор не мог быть приведен в исполнение в тот момент, если только Борман и Геббельс не захотели бы сделать это своими руками. Когда Гиммлер возвратился, он рассказал мне, что он сделает, как только в его руках окажется полная власть в Германии, и попросил меня придумать название новой альтернативной партии, создать которую я ему предложил. И я предложил назвать ее Национальной партией единства. Еще раз сославшись — только в самых неопределенных выражениях — на отстранение от власти Гитлера, он отпустил меня — было уже около половины пятого — и пошел спать.
На следующее утро — это было воскресенье, 22 апреля — оказалось, что военное положение настолько ухудшилось за ночь, что четыре дивизиона СС под командованием обергруппенфюрера Штайнера получили от Гитлера самоубийственный приказ атаковать русских. Гиммлер был убежден, что этот приказ был необходим, хотя и его военный адъютант, и я сходились на том, что это будет лишь ненужное кровопролитие.
После завтрака вошел обергруппенфюрер Бергер. Он должен был поехать вместе с нами на машине назад в Хоэнлихен, а из Вустрова нужно было уезжать, потому что ему угрожал враг.
Мы обсудили дело Ванамана — американского генерала ВВС, который ранее был военным атташе США в Берлине, а в тот момент находился в плену в Германии. Мы с Бергером предложили самолетом переправить Ванамана и другого военнопленного из США — полковника ВВС из Германии через Швейцарию в США для установления контакта с президентом Рузвельтом. Генерал должен был попытаться добиться лучшего снабжения и условий для американских военнопленных и сообщить Рузвельту о желании Гиммлера заключить мир с западными державами. Я давно уже это планировал, держа в уме освобождение влиятельных английских военнопленных, чтобы они могли поспособствовать установлению взаимопонимания между своей страной и Германией. Однако Гитлер и Гиммлер строго запретили это делать.
Я долго беседовал с Ванаманом, и мы достигли полного согласия. Так как Гиммлер не дал своего разрешения, я договорился с друзьями в Швейцарии и военным атташе США в Берне генералом Леггом, чтобы Ванаман пересек границу нелегально. Я сделал это под свою собственную ответственность и предоставил автомобиль, который должен был доставить его и полковника ВВС до границы неподалеку от Констанца (город в Германии на Боденском озере на границе со Швейцарией. —
Так как от них не было вестей, я попросил Бергера заняться этим делом. К этому времени Гиммлер был уже согласен на этот план.
К полудню нам пришлось уехать из Вустрова в большой спешке, потому что передовые танки русских были замечены в окрестностях Ораниенбурга, а также на общем направлении на Лёвенберг и Креммен. Мы выехали из Вустрова в северном направлении к Мекленбургу, а затем повернули на восток, чтобы добраться до Хоэнлихена. Больше полутора часов мы ехали мимо колонн вермахта, артиллерии и танков на марше под постоянным огнем низко летавших бомбардировщиков и истребителей. Наконец мы прибыли в Хоэнлихен.
После позднего завтрака Гиммлер сказал мне: «Я почти верю, что вы правы, Шелленберг, — сейчас я должен действовать. Что вы предлагаете?»
Я объяснил ему, что все зашло слишком далеко. Безусловно, нет никакой надежды на миссию Ванамана, хотя все еще может существовать возможность откровенного обсуждения всей ситуации с графом Бернадотом. (Без ведома Гиммлера я уже сообщил графу гораздо больше подробностей об истинном положении дел в Германии.) Я не знал, смогу ли я связаться с графом в Дании, но он мог все еще находиться в Любеке. Гиммлер решил, что я немедленно должен ехать в Любек. Теперь он был готов просить графа — официально и от своего имени — передать декларацию о капитуляции западным державам.