Развенчанная царевна

Прошло бабье лето, а с ним ушла и ясная, теплая погода, загуляли по небу свинцовые тучи, заморосил мелкий, как из сита, дождик, пронизывающий до костей, изменилась и природа: лес, похоже, и не бывал никогда здесь, висят только голые скалы по обеим сторонам реки, словно сжимая ее и не давая ей волюшки разлиться в стороны. И еще быстрее, бурливее течет в этих местах Чусовая, еще труднее справляться с ней казакам. Житье настало трудное; целый день льет дождь, мочит он и ночью; приютиться негде, разводимые костры не горят, тлеют и чадят только дымом, выедающим глаза. Ни просохнуть, ни согреться не представляется никакой возможности.

Приуныли казаки, не слышно между ними ни веселого говора, ни песни, все хмурые да пасмурные.

Невесело на душе и у Ермака, тяжко ему смотреть на своих добрых молодцев, жаль ему их, да что ж поделаешь!

– Коли еще неделька такая постоит, того и гляди, зима станет,  – говорилось между казаками.

– Да, что-то мы будем делать; зимой не больно поплывешь!

– Ну, на такой реке и зимой можно долго плыть, вишь, быстрина какая.

– Говорят, с такой быстриной далеко не уедешь; с ней, как с чертом каким, не справишься.

Те же думы одолевали и Ермака с его подручниками Кольцом и Мещеряком.

Последний за свою сметливость, удальство и знание пожалован был есаулом.

– Скоро, Ермак Тимофеевич, и на зимовку станем,  – говорил он Ермаку.

Тот только поглядел на него молча.

– Волей-неволей станешь,  – произнес он немного спустя,  – только не хотелось бы в таком месте, как это, вишь, степь голая кругом. Оно, положим, построим землянки, окопаемся, да что проку-то? Ни тебе леса, ни тебе зверья какого! Чем будешь зимой отапливаться, чем кормиться, запасы-то нужно приберегать, путь дальний… ну-ка не хватит.

– Да, Ермак Тимофеевич, признаться поздненько мы уехали; кабы с весны, где бы теперь были…  – невесело проговорил Кольцо.

– Не тужите,  – принялся утешать их Мещеряк,  – коли не сегодня, так завтра и лес снова покажется; оно хоть и не дремучий, а все же лес, зато дальше такие лесища пойдут, что ни за что не продерешься сквозь них. Значит, и топливо будет, и еда, тут зайцев одних не оберешься.

– Кабы твоими устами да мед пить!

– Уж поверь слову, место-то я хорошо знаю, а насчет тревоги какой, так не могу и думать, сам видишь, сколько времени едем – человека не видим.

– Не видим потому, что научили последний раз знатно, а что до тревоги, так без нее нам скучно.

Мещеряк, как оказалось, действительно знал местность: немного прошло времени, как вдали засинели леса.

– Не правду я, что ль, говорил, атаман? – похвалялся Мещеряк, указывая рукою на темнеющую полосу леса.

– А тебе нешто не верят! – отвечал Ермак.

Было еще светло, солнышко только хотело спрятаться, как по обеим сторонам реки снова зазеленел сосновый лес. Повеселели казаки, озираясь по сторонам.

– Ноне Бог смиловался,  – говорили они,  – и леском порадовал, да и погодку дал, хоть маленько пообсушились, а то просто беда была!

Неожиданно атаманская лодка начала причаливать к берегу, за ней потянулись другие…

– Ну, вот и добрались мы до зимовки, коли на то твоя воля будет, атаман,  – говорил Мещеряк, обращаясь к Ермаку.

– Зимовать-то пора, только бы место подходящее нашлось,  – отвечал тот.

– Об этом не тужи, я только помалкивал, а это я место знаю: не раз в нем бывал; о землянках нам и думать нечего, готова такая землянка, лучше и не придумаешь.

– Поглядим, спасибо скажем, коли правда. Только в каком это месте будет, удобно ли челны будет перетащить?

– А вот увидишь, недолго ждать-то.

Пройдя не более десяти минут, Мещеряк остановился.

– Погляди, Ермак Тимофеевич, коли любо это место, так здесь и зазимуем! – проговорил он.

– Да где же здесь зимовать? Тут ущелье какое-то, и землянок нельзя построить, потому как один камень.

– Зачем нам их строить, говорю, готовы, да не одна, а две.

– Да ты рехнулся, что ли? Где же нам в двух землянках поместиться! – с сердцем произнес Ермак.

– Ты, атаман, не серчай, вот погляди в камне эту дыру, а вон напротив и другая.

– Ну, вижу, что ж из этого?

– Так вот это и есть землянки, да такие, что если бы нас вдвое больше было, так и то бы поместились.

– Кто же их устраивал?

– Знать, сам Бог, человеку так-то и не устроить.

Ермак двинулся к одному из черневших отверстий в камне.

– Погоди, атаман,  – крикнул ему Мещеряк,  – так ничего не увидишь, надо с лучиной идти туда.

Зажгли сучья, и несколько человек двинулись в пещеру. Пройдя несколько шагов, они остановились в изумлении.

Перед ними открылся громадный сводчатый зал, стены и потолок которого, покрытые кристаллами, зажглись и засверкали тысячами разноцветных огней от горевших сучьев.

«Да что ж это такое, словно палаты царские!» – пронеслось в голове у каждого.

– Тут напротив и другая такая же есть, только маленько поменьше будет,  – объяснил Мещеряк.

– Так мы туда, в меньшую-то, челны да запасы свои сложим, а здесь сами останемся на зиму, кажись, тепло будет,  – проговорил Ермак.

– На что теплей, а что касается другой пещеры, так там все поместится, да еще и людям места будет.

Ермак перекрестился и отправился к своим казакам.