Развороченная могила [The Running Grave]

— О, отлично. Где вы с ним встречаетесь?

— Паб “Гренадер”, Белгравия, — сказал Страйк, отправляясь вслед за своей целью, которая направлялась к вокзалу. — Его выбор. Видимо, недалеко от его места работы. Он также утверждает, что у нас есть общий друг.

— Наверное, клиент, — сказала Робин. Число очень богатых лондонцев, обращавшихся в агентство за помощью, неуклонно росло из года в год, и недавно они выполнили работу для нескольких миллиардеров.

— Значит, это все, что сказала Шейла, да? — спросил Страйк.

— Да, думаю, да, — сказала Робин. — Я напишу свои заметки и отправлю их тебе по электронной почте.

— Отлично. Ну, я, пожалуй, пойду, мы направляемся к поезду. Счастливого пути.

— Хорошо, пока, — сказала Робин и повесила трубку.

Она немного посидела, размышляя над последним кусочком своего бутерброда, который оказался очень сухим, затем положила его обратно в бумажный пакет и потянулась за йогуртом и пластиковой ложкой. Ее легкая нерешительность перед ответом на последний вопрос Страйка была связана с тем, что она упустила упоминание о его пребывании в общине Эйлмертон в детстве. Робин предположила, что Страйк не хотел говорить об этом, так как сам он об этом не рассказывал.

Не подозревая, насколько близко он подошел к разговору, который ему совершенно не хотелось затевать, Страйк провел путешествие в Лондон, чувствуя себя немного менее недовольным миром после восстановления дружеских отношений с Робин. Его настроение еще больше поднялось, хотя и по менее сентиментальным причинам, когда Фрэнк-2 привел его в Ноттинг-Хилл, а затем направил к той самой террасе домов в пастельных тонах, где жила их клиентка, актриса Таша Майо.

— Он прятался за припаркованными машинами, заглядывал в ее окна, — рассказал Страйк Дэву Шаху через час, когда тот пришел взять на себя наблюдение. — Я сделал несколько снимков. Он еще не заклеил ни одной замочной скважины.

— Наверное, ждет ночи, — сказал Шах. — Более романтично.

— Ты говорил с Литтлджоном в последнее время? — спросил Страйк.

— Говорил, — повторил Шах, задумчиво. — Нет, я не думаю, что это можно назвать разговором. А что?

— Что ты думаешь о нем? — сказал Страйк. — Без протокола?

— Странный, — категорично ответил Шах, глядя прямо на своего начальника.

— Да, я начинаю…

— Вот она, — сказал Шах.

Дверь дома актрисы открылась, и на тротуар вышла невысокая коротко стриженная блондинка с сумкой через плечо. Она бодрым шагом направилась в сторону метро, на ходу что-то читая в телефоне. Младший Фрэнк бросился за ней в погоню, подняв мобильный телефон: похоже, он снимал ее на камеру.

— Жуткий урод, — были последние слова Шаха перед тем, как он ушел, позволяя Страйку отправиться к “Гренадеру”.

Местом встречи Генри Уортингтона-Филдса со Страйком был выбран паб, который детектив посещал много лет назад, поскольку он был любимым местом Шарлотты и ее состоятельных друзей. Нарядный фасад был выкрашен в красно-бело-голубой цвет, возле окон стояли корзины с цветами, а перед дверью — алая будка охранника.

Интерьер был точно таким, каким его помнил Страйк: военные гравюры и картины на стенах, полированные столы, красные кожаные скамейки и сотни банкнот разных валют, приколотые к потолку. Считалось, что в пабе обитает призрак солдата, который был забит до смерти после того, как его уличили в карточном шулерстве. Деньги, оставленные посетителями, должны были оплатить долг призрака, но это не помогло, и призрак солдата продолжал преследовать паб — так утверждали туристы.

Если не считать пары немцев, обсуждавших банкноты на потолке, то клиентура была английской: мужчины в основном одеты в костюмы или цветные брюки-чинос, которые предпочитают представители высшего класса, женщины — в нарядные платья или джинсы. Страйк заказал себе пинту безалкогольного пива и сел пить его, читая с телефона статью Фергюса Робертсона о предстоящем референдуме по Брексит, регулярно поднимая глаза, чтобы узнать, не пришел ли еще его собеседник.

Страйк догадался о личности Генри Уортингтон-Филдса сразу же, как только тот вошел в паб, главным образом потому, что у него был настороженный вид, свойственный тем, кто собирается пообщаться с частным детективом. Генри было тридцать четыре года, хотя выглядел он моложе. Высокий, худой, бледный, с копной волнистых рыжих волос, он носил очки в роговой оправе, хорошо сшитый однобортный костюм в полоску и яркий красный галстук с узором в виде подков. Он выглядел так, словно работал либо в художественной галерее, либо продавцом предметов роскоши, что вполне соответствовало местоположению в Белгравии.

Купив себе что-то похожее на джин с тоником, Генри секунду-другую смотрел на Страйка, а затем подошел к его столику.

— Корморан Страйк? — сказал он немного эксцентричным голосом с акцентом высшего класса.

— Это я, — сказал Страйк, протягивая руку.

Генри опустился на скамью напротив детектива.

— Я думал, вы будете прятаться за газетой. Вырезанные отверстия для глаз или что-то в этом роде.