Ребенок

Но на этот раз Бог был занят своими делами, а возможно, он просто считал, что на сегодня с меня достаточно его одолжений. Ближе к наступлению ночи мои соседки одна задругой начали жаловаться на распирающую тяжесть в груди и спешно прикладывали к ней детей, чтобы пришло облегчение. Люба даже сказала, смеясь, что теперь она понимает, как чувствует себя недоеная корова. Со мной же не происходило ничего, и я, в свою очередь, начала понимать, как чувствует себя человек, готовый отдать мешок золота за кружку воды в пустыне. К часу ночи вся палата мирно спала, а я продолжала сидеть с ребенком на руках на готовых лопнуть от боли швах, раскачивалась из стороны в сторону и тихо подвывала от отчаяния. Ребенок временно притих, и мне казалось, что больше он не проснется, а к концу этой ночи и вовсе умрет от голода. Неужели я все-таки убью его? Убью потому, что никогда не любила его и не хотела его, а сейчас мой организм в ответ на многомесячную неприязнь не хочет кормить это невесть зачем взявшееся существо. Я убью его, несмотря на то что все эти месяцы не желала быть убийцей… Господи, за что такая злая шутка? Я заплакала навзрыд.

– Ты чего? – спросил меня голос совсем рядом.

– У меня нет молока, – придушенно ответила я, не поднимая головы и не интересуясь тем, кто проявил ко мне участие.

– Подожди, сейчас принесу.

Я не обратила внимания на эти слова, возможно, из-за шума и гула в голове я даже не поняла, что они значат, но через несколько минут дверь в палату приоткрылась, впустив уголок коридорного света и темную фигуру. Фигура приблизилась ко мне и протянула ребенку бутылочку, полную молока. Тот почувствовал прикосновение резины к щеке, схватился за нее губами и тут же начал сосать, едва не захлебываясь. Я подняла глаза. Над ребенком склонялась молодая хрупкая медсестра, которую я никогда не видела прежде, и мне показалось, что я впервые за трое суток, проведенных в роддоме, встретила человека.

– Как проголодался, бедный, – приговаривала она, – ну ничего, сейчас наешься! Такая экология плохая пошла! Ни у кого молока нет – со всего отделения только такую маленькую бутылочку смогли нацедить. Здесь сорок граммчиков, он сейчас поест – и будет спать часа три, а потом ты приди ко мне на пост – я тебе еще бутылочку дам. Не переживай! Завтра девочки снова будут сцеживаться, мы денек продержимся, а потом приедешь домой – и смесями его выкормишь. Вот, смотри, он уже наелся.

Сестра взяла у меня ребенка и стала перекладывать его в пластмассовую ванночку. В этот момент я сползла с кровати на пол. Едва уложив ребенка, сестра бросилась поднимать меня, хлопать по щекам и щупать пульс. Укладывая в постель, она успокаивала меня: «Ничего, сейчас немножко отдохнешь!» – но она не понимала, что на самом деле я хотела встать перед ней на колени, просто в последний момент у меня закружилась голова.

XIV

Было около двух часов дня – время, далекое и от утреннего, и от вечернего часа пик, – и мне удалось довольно легко найти себе место в троллейбусе. С трудом взобравшись на подножку, я упала на ближайшее сиденье, забилась поближе к окну и благословила полупустой общественный транспорт.

Ребенок, разумеется, был у меня на руках. Худшего для него места и придумать было нельзя – разве что метро, из которого мы только что вышли, чтобы пересесть в троллейбус. Перед тем как выписать нашу палату из роддома, со всеми женщинами провели беседу о том, что можно и чего нельзя делать в ближайшее послеродовое время. Одним из самых страшных «нельзя» было держать ребенка в местах большого скопления людей (и их непременных бактерий). Даже гости в доме не приветствовались, не говоря уже о разнообразных тетках с кошелками, сидевших вокруг меня и ехавших с рынка или на рынок. Мне казалось, что я воочию вижу витающий вокруг них дьявольский рой бактерий, который должен вот-вот наброситься на ребенка. Корь, скарлатина, дифтерия, оспа, чума, сибирская язва… Ребенок абсолютно беззащитен перед натиском этих врагов, даже если они будут нападать поодиночке. Он обязательно заразится, не сейчас, так пятью минутами позже, он умрет от холеры и гепатита прямо у меня на руках, прежде чем мы доедем до дома, а кто будет в этом виноват? Подсказать вам ответ, или догадаетесь сами?

Я не хотела его убивать. Первой моей мыслью при выходе на улицу было взять такси, но тут же меня стукнула мысль о том, что кошелек остался дома (ведь, собираясь в больницу, я не надеялась, что когда-нибудь вернусь). Соседки по палате охотно дали мне денег на метро и на троллейбус, но заикнуться о большем у меня не поворачивался язык. Сказывалось отсутствие привычки – я попрошайничала впервые в жизни.