Дэна поместили в щеточную мастерскую, и, сознавая, что в труде его единственное спасение, он работал с лихорадочной энергией, которая скоро стяжала ему одобрение начальников и зависть его менее искусных товарищей. Ежедневно он садился на свое обычное место под наблюдением вооруженного надзирателя. Всякие разговоры были запрещены. Единственный моцион составляли унылые переходы из камеры в мастерскую и обратно. Арестанты шли, держа руками друг друга за плечи и медленно волоча ноги. Молчаливый и мрачный Дэн кончал свою дневную работу, ел черствый хлеб и безропотно исполнял приказания, но глаза его так зловеще сверкали, что надзиратель заметил солдатам:
— Это опасный человек; следите за ним, он что-нибудь выкинет.
В тюрьме находились более опасные арестанты, закоренелые преступники и рецидивисты, готовые на все, только бы нарушить унылое однообразие своей жизни. Они вскоре поняли настроение Дэна и ухитрились передать ему теми таинственными способами, к которым прибегают заключенные, что при первом удобном случае в тюрьме готовится бунт. В день национального торжества, когда празднуется освобождение Америки, арестанты могли переговорить друг с другом, так как им разрешался час для общей прогулки по тюремному двору. Все должно было решиться в этот день насчет безумной попытки, за которую большинство, вероятно, поплатилось бы жизнью. Дэн также составил план своего побега, но отсутствие свободы сильно отражалось на его физическом и нравственном состоянии, и он день ото дня становился все мрачнее, озлобленнее.
Мысль о том, что он загубил свою жизнь, не давала ему покою. Он отказался от всех своих прежних надежд и мечтаний и чувствовал, что никогда не сможет показаться в милом старом Пломфильде, имея на руках следы крови. Убитый им человек не возбуждал его сожаления, но он сознавал, что позор тюрьмы никогда не изгладится из его памяти, хотя бритые волосы отрастут, арестантское платье легко заменится другим, а замки и решетки останутся далеко позади. «Все кончено, я сам испортил себе жизнь, и не стоит больше об этом думать. Перестану бороться и постараюсь получать удовольствие, которое мне еще доступно, все равно, где и как. В Пломфильде подумают, что я умер, будут по-прежнему любить меня и никогда не узнают, что со мной сталось. Бедная мама Баэр, она хотела помочь мне, но напрасно, ее сорванец оказался неисправимым».
И, опустив голову на руки, сидя на своей низкой постели, бедный Дэн предавался своему горю, покуда глаза его не смыкались, и тогда он в счастливых грезах снова переживал свое детство и те более близкие веселые дни, когда все ему улыбались, а Пломфильд приобрел для него новое, неведомое очарование.
В мастерской находился один заключенный, судьба которого представлялась Дэну еще тяжелее, чем его собственная. Срок его истекал весной, но трудно было рассчитывать, чтобы бедный Мейсон мог дотянуть до этого времени. Самый жестокий человек сжалился бы, слушая его душераздирающий кашель и видя, как несчастный отсчитывает дни и ночи, оставшиеся ему до свидания с женой и ребенком.
Ему полагалось некоторое смягчение наказания, но некому было похлопотать за него, и было ясно, что великий избавитель — смерть — скоро положит конец его страданиям. Дэн не смел показывать ему всю ту жалость, которую питали к нему в душе, но это теплое чувство было единственной светлой точкой в его жизни за эти мрачные дни. Дэн помогал ему в работе, когда тот был слишком слаб, чтобы закончить ее самостоятельно, и воспоминание о благодарном взгляде больного, как солнечный луч, освещало потом его одинокую камеру. Мейсон завидовал прекрасному здоровью своего соседа и жалел, что тюремный режим отражается и на нем. Это был миролюбивый, смирный человек, который старался по мере возможности отговорить Дэна от участия в заговоре. Но, раз попав на дурную дорогу, Дэн легко покатился по наклонной плоскости и находил даже некоторое удовлетворение в мыслях о тюремных беспорядках, когда он отомстит нелюбимому надзирателю и попытается достигнуть свободы. Бунт представлялся ему хорошим исходом для тех бурных чувств, которые волновали его все это время. Он укрощал много диких зверей, но до сих пор ему еще не удавалось справиться с самим собой.