Ребята с улицы Никольской

Примерно в это же время взяли в армию и моего отца, и Николая Михайловича. Хотя городской завод Семена Потаповича Санникова начал выпускать в те годы военную продукцию и квалифицированные рабочие руки на заводе требовались, хозяин под всякими предлогами старался избавиться от «смутьянов-забастовщиков». А отец и Николай Михайлович числились у него именно под такой кличкой. Поэтому он охотно спровадил их в солдаты.

Отца я знал по немногим сохранившимся фотографиям и по рассказам. В июне 1916 года его убили на Юго-Западном фронте, когда он ходил в разведку под городом Луцком. А вскоре во время атаки был тяжело ранен Николай Михайлович. Санитары вынесли его из боя, и полгода он пролежал в каком-то госпитале на Украине. Затем, уже после февральской революции, попал в родной город, в запасной полк, где готовили маршевые роты для отправки на фронт.

И так случилось, что принимать одну из рот, а затем сопровождать ее на передовые позиции, в полк, прислали подпоручика Валериана Плавинского. Хотя царя и свергли, Временное правительство мечтало продолжать войну. Но солдаты, да и не только в нашем городе, а по всей России, думали иначе: их лозунг был — долой братоубийственную войну! В находившихся за Конной площадью Оровайских казармах, где стоял запасной полк, каждый день проходили антивоенные митинги. И на митингах этих обязательно выступал Валериан Плавинский.

Николай Михайлович не раз вспоминал. Плавинский говорил то, что у него шло от сердца, что было близко и понятно солдатам. Слова подпоручика-большевика глубоко западали в их душу. Он бичевал буржуазное Временное правительство. И дело кончилось тем, что маршевики отказались ехать на фронт.

Николай Михайлович, имеющий на погонах рядом с пулеметными эмблемами ефрейторские лычки, был большевиком. Это никого не удивляло. А вот то, что членом той же партии оказался и офицер, некоторых людей приводило в ярость.

Особенно ненавидел Плавинского командир запасного полка полковник Семин, угрюмый лысый старик, ходивший даже жарким летом в теплых сапогах, на которые еще надевал и глубокие кожаные галоши. Николай Михайлович как-то рассказывал нам, что Семин однажды задержал его на улице: придрался, почему ефрейтор не лихо отдал ему честь.

— Где тебя учили? — хмуро сопел полковник. — А ну-ка, становись!.. Распустила вас революция… Я лично покажу, как приветствуют старших по чину! Ты это на всю жизнь запомнишь…

Николай Михайлович молча вытянулся по стойке «смирно», а полковник Семин завернул за угол, чтобы оттуда молодецки, приложив руку к фуражке, промаршировать перед провинившимся. Дескать, набирайся уму-разуму! А для дальнейшей науки получай еще и внеочередные наряды!

Но лишь полковник, тяжело пыхтя, как паровоз, скрылся, Николай Михайлович моментально юркнул в соседний двор, который был проходным. Одураченный Семин метал гром и молнии, а на другой день, выстроив весь полк на плацу, подходил к каждому солдату, кто имел на плечах ефрейторские погоны, и чуть ли не обнюхивал их лица. Однако безрезультатно. Старик плохо видел, очки носить не желал, считал, что военного человека они не украшают, и потому обнаружить вчерашнего нарушителя дисциплины не смог…

Так вот этот самый полковник Семин вызвал к себе офицеров, на которых особенно надеялся и которых считал «верными слугами Отечества», и приказал им арестовать подпоручика Плавинского, нарушителя присяги.

— Втолкуйте, господа, нижним чинам, — строго наказывал он, — что подпоручик — большевик! А большевики — агенты кайзера Вильгельма…

Но солдаты обезоружили и прогнали из казармы офицеров, пришедших «растолковывать» и выполнять поручение Семина. Полковник, как стало известно от его ординарца, в гневе стучал по столу кулаками, правда, ничего поделать не мог. Полк явно был на стороне большевистского офицера. С этим приходилось считаться.

Осенью на общем собрании гарнизона солдаты избрали Валериана Плавинского депутатом в Совет, где он возглавил военный отдел. Когда из Петрограда пришли телеграммы, что Зимний дворец взят, а министры Временного правительства арестованы, исполнительный комитет местного Совета созвал в оперном театре экстренное заседание. И с этого дня в городе установилась новая власть.

— Ну, теперь-то ты утихомиришься? — спрашивал старый органист сына. — Своего добился? Пора и семьей заняться. А то Генриетта совсем тебя не видит.

— К сожалению, отец, не утихомирился, — отвечал Валериан. — Враги не дают нам такой возможности. На днях отбываю.

— Иисус Мария! — всплеснул руками Евгений Анатольевич. — Куда, если не секрет?

— Под Оренбург…

В ту пору в южноуральских степях атаман Дутов сколачивал по станицам добровольческие дружины из богатых казаков, бывших царских офицеров, воспитанников юнкерских училищ и кадетских корпусов. Поэтому Центральный штаб в нашем городе начал экстренно формировать специальные отряды против Дутова. С одним из таких отрядов и уехали вскоре Валериан Плавинский и Николай Михайлович…