Ребята с улицы Никольской

— Совершенно верно, друг! — ответил управляющий. — Такого ковра-самолета пока не придумали. А стопочку мы придумаем…

Он быстро поднялся с места, исчез в магазине и вернулся оттуда с двумя раскупоренными бутылями. Все изумленно вытаращили глаза.

— Пейте, друзья! Угощаю! — заявил панибратски Альберт Яковлевич.

— Нет, увольте! — отрезал Зинов. — Подарки не принимаем! Благодарим, конечно. Пошли, орлы!

— Стойте! — крикнул управляющий. — Я не собирался вас обидеть. Вижу, сидите, скучаете. Но, если не хотите принять подарок, давайте договоримся по-другому: кто желает выпить, приглашаю в магазин. Берите вино, закуску. Только пишите расписочки. Завтра у вас эти суммы из жалованья вычтут. Как? Разве плохо придумано?

— Оно, конечно, неплохо! — повернулся нерешительно Зинов к своим товарищам. — Как, орлы?

— За свои деньги почему не угоститься, — ответил ему за всех старый прокатчик Емельян Слесарев. — За свои можно. Резонно…

— А на другой день, — продолжал свой рассказ Игнат Дмитриевич, — пришли наши мужики за получкой, и у тех героев, кто пил за здоровье Альбертки, половины денег не оказалось! По распискам у дураков вычли. Они туда-сюда. Альбертка сам в город раненько укатил, сказывали, в костел на исповедь.

— Здорово ваш управляющий схитрил! — воскликнул Николай Михайлович. — Ну и ловкач, ну и плут!

— Ага! — присвистнул Игнат Дмитриевич. — Понял наконец-то, что такое концессия?

— Плут управляющий — одно, — сказал Николай Михайлович, — а концессия — другое. Республике любая помощь в свое время требовалась. Кончился договор, нового не заключим! Вот так!

— Спасибо, Никола, хоть и за это! — насмешливо поклонился зятю Игнат Дмитриевич. — Но договор-то договором, а почему вот Альбертка залез ночью в ваш клуб? Кто такой случившийся случай пояснит?

Однако никто «такого случившегося случая» пояснить не мог.

XI

Григорий Ефимович выздоровел быстро. Через три дня он уже приковылял в клуб.

Мы с Гертой стали заниматься со сторожем по-прежнему. Григорий Ефимович при чтении не водил больше пальцами по строкам и не шевелил губами. Слоги и слова рождались у него теперь без особых усилий, и он сам даже не верил, как складно все получается.

— Эх, разлюбезная Валериановна! Эх, разлюбезный Константинович! — воскликнул седой ученик, когда мы однажды предложили ему написать изложение одного из рассказов Мамина-Сибиряка. — Сбросить бы мне с плеч лет этак с десяточек, я бы, наверное, сочинителем заделался. А нынче? Хотя давайте рискнем!

В тот день, после изложения, за которое мы поставили Григорию Ефимовичу отметку «вуд»[16], я спросил Герту:

— А почему у твоего дедушки так много книг Мамина-Сибиряка? Ведь этот писатель не из поляков?

— Мамин-Сибиряк, — ответила Герта поучающим тоном, — летописец нашего края. Помнишь, Юрий Михеевич говорил? Мамин-Сибиряк все затронул, что есть на Урале. Писал он и про живущих здесь поляков: и про ссыльных, и не про ссыльных. Потому дедушка и любит его произведения читать.

Я решил сострить:

— А пани Эвелина к вам вчера случайно не за книгами Мамина-Сибиряка заходила? Я видел…

Услышав про пани Эвелину, Герта остановилась, схватила меня за руку и почему-то посмотрела по сторонам. Убедившись, что вблизи на улице никого нет, она таинственно зашептала:

— Ой, Гошка! Знаешь, зачем пани Эвелине понадобился дедушка?

— Не знаю! — откровенно признался я и хмуро добавил: — Да, пожалуй, и знать не хочу. Достаточно с меня знакомства и с пани Эвелиной, и с ксендзом Владиславом.

— Ой, Гошка! — продолжала Герта, не обращая внимания на мои слова. — Если бы ты догадался! Умора! Пани Эвелина жаловалась дедушке на ксендза.

— Да ну?

— Вот тебе и ну!

— Послушай, Герта! — сказал я. — Ты хочешь рассказать что-то интересное, а я дал честное пионерское Глебу не иметь от него никаких тайн. Айда к Галине Львовне! Глеб и Борис там с Валькой занимаются. Всем нам и расскажешь.

В небольшой, аккуратно убранной комнатке Галины Львовны, с цветочными горшками на подоконнике, за низеньким столиком склонились над учебником арифметики наши друзья. Самой хозяйки дома не было.

— Кончай, артель, работу! — громогласно заявил я, входя в комнату.

— Правда, ребята! — забеспокоился Валька, взглянув на будильник, стоящий на маленьком комоде. — Может, кончим? Дядя Саня к отцу Виталию по каким-то церковным делам пошел. Вдруг вернулся, а меня нет… Продолжим завтра? А?

— Как хочешь! — протянул Глеб. — Но я бы на твоем месте все давно дядьке выложил.

— Что ты! Что ты! — отмахнулся Валька. — Это тебе хорошо… У тебя тятька родной и вполне сознательный, а дядя Саня, учти, как мыслит. Прощайте, огольцы, покеда! Ключ ведь помните, где спрятать.

Когда Валька убежал, Глеб сердито стукнул кулаком по столу:

— И он трусит, и мы, пестери, хороши!

— А куда ему, Глебушка, деться от дяди, — неуверенно проговорил Борис.

— При Советской власти живем, — ответил Глеб, — а вы «куда деться?» Я сегодня с Леней поговорю.

— А Леня чего сможет? — спросила Герта, поправляя косы.

— Леня чего сможет? — Глеб осуждающе посмотрел на Герту. — Плохо ты о Лене думаешь!