Речи

(136) Наконец, чтобы моя речь закончилась, чтобы я перестал говорить раньше, чем вы перестанете столь внимательно меня слушать, я закончу свою мысль об оптиматах и их руководителях, а также и о защитниках государства; тех из вас, юноши, которые принадлежат к знати, я призову подражать вашим предкам, а тем из вас, которые своим дарованием и доблестью могут достигнуть знатности, посоветую избрать деятельность, при которой многие новые люди[1784]

снискали высшие почести и славу. (137) Поверьте мне, вот единственный путь славы, достоинства и почета — быть прославляемым и почитаемым честными и мудрыми мужами, хорошо одаренными от природы, знать государственное устройство, мудрейшим образом установленное нашими предками, которые, не стерпев власти царей, избрали должностных лиц с годичными полномочиями — с тем, чтобы навсегда поставить во главе государства совет в лице сената, но чтобы члены этого совета избирались всем народом

[1785]

и чтобы доступ в это высшее сословие был открыт для всех деятельных и доблестных граждан. Сенат они поставили стражем, хранителем, защитником государства; должностным лицам они повелели руководствоваться авторитетом этого сословия и быть как бы слугами этого высшего совета; более того, они повелели, чтобы сам сенат укреплял высокое положение ближайших к нему сословий, оберегал свободу и благоденствие плебса и способствовал и тому и другому.

(LXVI, 138) Люди, защищающие это по мере своих сил, — оптиматы, к какому бы сословию они ни принадлежали, а те, которые более всего выносят на своих плечах бремя таких больших обязанностей и государственных дел, всегда считались первыми среди оптиматов, руководителями и охранителями государства. Как я уже говорил, я признаю́, что у таких людей есть много противников, недругов, завистников, на их пути много опасностей, они терпят много несправедливостей и им приходится выносить и брать на себя много трудов. Но вся речь моя посвящена доблести, а не праздности, достоинству, а не наслаждению и обращена к тем, кто считает себя рожденным для отечества, для сограждан, для заслуг и славы, а не для дремоты, пиров и развлечений; ибо если кто-нибудь стремится к наслаждениям и поддался приманкам пороков и соблазнам страстей, то пусть он откажется от почестей, пусть не приступает к государственной деятельности, пусть удовлетворится тем, что ему можно наслаждаться покоем благодаря трудам храбрых мужей. (139) Но тот, кто добивается признания у честных людей, которое одно и может по справедливости называться славой, должен добиваться покоя и наслаждений для других, а не для себя. Такому человеку приходится упорно трудиться ради общего блага, навлекать на себя вражду, ради государства не раз испытывать бури, сражаться с множеством преступных, бесчестных людей, иногда даже и с людьми могущественными. Об этом мы слыхали из рассказов о замыслах и поступках прославленных мужей, это мы усвоили, об этом мы читали. Но мы не видим, чтобы были прославлены люди, когда-либо поднявшие народ на мятеж, или люди, ослепившие умы неискушенных граждан посредством подкупа, или люди, возбудившие ненависть к мужам храбрым и славным, с большими заслугами перед государством. Ничтожными людьми всегда считали их наши соотечественники, дерзкими, дурными и зловредными гражданами. Но те, кто подавлял их натиск и попытки, те, кто своим авторитетом, честностью, непоколебимостью, величием духа противился замыслам наглецов, — они-то всегда и считались людьми строгих правил, первенствующими, руководителями, создателями всего этого великолепия и нашей державы.