(V, 12) Перехожу к тому, о чем так часто говорят недруги Милона: будто сенат признал, что резня, при которой Публий Клодий был убит, есть деяние, направленное против государства. Но в действительности сенат одобрил ее не только своим голосованием, но и знаками сочувствия. Сколько раз говорил я в сенате по этому делу! При каком одобрении со стороны всего сословия сенаторов, одобрении отнюдь не молчаливом и не тайном! И действительно, разве в сенате, собиравшемся в полном составе, нашлось когда-либо четверо или, самое большее, пятеро сенаторов, которые бы не одобрили дела Милона? Это показывают и те сходки едва уцелевших людей, которые созывал этот вот опаленный огнем народный трибун[2099]
, где он изо дня в день с ненавистью кричал о моем «владычестве», говоря, что сенат постановляет не то, что находит нужным, а то, чего хочу я. Если это следует называть владычеством, а не скромным влиянием, основанным на больших заслугах перед государством и служащим всякому честному делу, или же известным расположением честных людей ко мне, основанным на моих услугах и трудах, то я согласен — пусть это так и называется, лишь бы я мог использовать его на благо честных людей и против безумия негодяев. (13) Что касается этого суда, то, хотя он и вполне справедлив, все же сенат никогда не признавал нужным учреждать его; ведь существовали законы, существовали постоянные суды и по делам об убийстве и по делам о насильственных действиях, а смерть Публия Клодия не причинила сенату столь великого горя и скорби, чтобы следовало назначать чрезвычайный суд. И право, если некогда у сената была вырвана из рук власть назначать суд о кощунственном блудодеянии этого человека[2100], то кто может поверить, чтобы сейчас тот же сенат признал нужным учредить постоянный суд по поводу его гибели. Итак, почему сенат признал поджог Курии, осаду дома Марка Лепида[2101] и резню деяниями, направленными против государства? Потому, что в свободном государстве, в среде граждан всякое насилие всегда было деянием противогосударственным. (14) Правда, и упомянутая мной защита против насильственных действий не всегда желательна, но иногда необходима. Или вы, быть может, думаете, что в тот день, когда был убит Тиберий Гракх, или в тот день, когда был убит Гай, или в тот день, когда, хотя и ради блага государства, было подавлено вооруженное выступление Сатурнина, государству все же не было нанесено раны. (VI) Поэтому, так как стало известно, что на Аппиевой дороге произошла резня, я сам определил, что противогосударственное деяние совершил не тот, кто защищался, но так как здесь были и насильственные действия и засада, то решение вопроса о виновности я отложил до суда, а деяние заклеймил. И если бы тот самый бешеный народный трибун позволил сенату осуществить, что сенат признавал нужным, то этого чрезвычайного суда у нас бы не было. Ведь сенат пытался вынести постановление, чтобы суд происходил на основании старых законов, но только вне очереди; однако голосование было произведено раздельно[2102], по чьему-то требованию[2103], впрочем, нет никакой необходимости разглашать позорные поступки каждого сенатора. И вот остальная часть решения сената была уничтожена купленной интерцессией.(15) «Но ведь Гней Помпей, внеся свое предложение, тем самым высказался также и о самом событии и о судебном деле; ведь он внес предложение по поводу резни, которая будто бы произошла на Аппиевой дороге и при которой был убит Публий Клодий». Какое же предложение он внес? Разумеется, чтобы было произведено следствие. Что же надо расследовать? Совершено ли убийство? Но это установлено. Кем? Но это известно. Следовательно, Помпей видел, что, даже если факт признан, все же есть возможность, согласно праву, взять на себя защиту; ибо, если бы Гней Помпей не думал, что и тот, кто признается в своем преступлении, может быть оправдан, — ведь он видел, что и мы ничего не отрицаем, — то он никогда не приказал бы расследовать дело, а при вынесении приговора не дал бы вам в руки и ту, и другую букву — и спасительную и гибельную[2104]
. Мне, право, кажется, что Гней Помпей не только не вынес сколько-нибудь строгого суждения о Милоне, но, по-видимому, даже указал, что́ именно вам надо иметь в виду при вынесении приговора; ведь тот, кто не просто назначил кару человеку, который сознается в своем преступлении, но предоставил возможность защиты, нашел нужным расследовать причину гибели, а не самый факт. (16) Потом Помпей, конечно, сам скажет, почему он счел нужным по собственному почину сделать эту уступку — во имя ли Публия Клодия или же ввиду нынешнего положения вещей.