Речи

(VIII) Но как глупо с моей стороны осмелиться сравнивать Друса, Публия Африканского, Помпея, себя самого с Публием Клодием! Все то можно было стерпеть, а вот смерти Публия Клодия никто не может перенести спокойно. Рыдает сенат, скорбит сословие всадников, все граждане удручены. В трауре муниципии, убиваются колонии; сами поля, наконец, тоскуют по такому благодетелю, по такому полезному, по такому мягкосердечному гражданину. (21) Нет, не это было причиной, судьи, конечно, не это было причиной, почему Помпей признал нужным внести предложение о назначении суда; но он как человек разумный, более того — обладающий некоторой божественной мудростью, понял многое: что Клодий был ему недругом, а другом был Милон; но если бы среди всеобщего ликования и сам он стал радоваться, то могло бы показаться, что примирение между ним и Клодием было мнимым[2112]

; и многое другое понял он, но всего важнее было для него то, что вы — как бы сурово ни было внесенное им предложение — свой приговор все же вынесете смело. Потому-то Помпей и выбрал в наиболее прославленных сословиях самые яркие светила, причем он вовсе не устранял моих друзей из состава суда, как некоторые утверждают; ему, человеку справедливому, это даже и в голову не приходило; да если бы он и хотел поступить так, ему бы это не удалось, коль скоро он старался назначить судьями людей честных; ведь то уважение, каким я пользуюсь, не ограничено кругом моих ближайших друзей; этот круг не может быть очень широким, так как невозможно находиться в тесном общении с большим числом людей; но если я и обладаю известным влиянием, то оно основано на том, что забота о благе государства связала меня с честными людьми вообще; и когда Помпей выбирал из них самых лучших, полагая, что поступать так он обязан как человек добросовестный, он не мог не выбрать моих благожелателей. (22) А настаивая на том, чтобы в этом суде председательствовал ты, Луций Домиций

[2113]

, он стремился только к одному: к справедливости, строгости, человеколюбию, добросовестности[2114]. Помпей предложил, чтобы председателем непременно был консуляр, так как он, я думаю, полагал, что долг первенствующих — противодействовать легковерию толпы и безрассудству негодяев. Из числа консуляров он избрал именно тебя; ведь ты уже в молодости представил ясные доказательства того, насколько ты презираешь безумные стремления вожаков народа.

(IX, 23) Итак, судьи, перехожу, наконец, к разбираемому судебному делу: если, с одной стороны, признание в совершенном деянии не является чем-то необычным, а сенат вынес решение о нашем деле в полном соответствии с нашим желанием, если человек, предложивший закон[2115], — хотя сам факт бесспорен — все же захотел рассмотреть его с точки зрения права, если в качестве судей избраны такие люди, а во главе суда поставлен такой человек, что они рассмотрят это дело справедливо и мудро, то на вас, судьи, теперь возлагается обязанность расследовать только одно: кто кому устроил засаду? Для того, чтобы вам было легче понять это на основании доказательств, прошу вас быть особенно внимательными, пока я буду кратко излагать вам, что именно произошло.