Речка за моим окном

Эх, Базальтов!.. А ведь как мы с тобою в гимназии мечтали о дальних странствиях… Как стремились к славе… Пропадает человек, человечище! И кто ж его знает, проснётся ли он когда-нибудь исполненный сил?.. (Замечая Тришку). Послушай, любезный, э-э, как там тебя?.. Ты − береги своего барина, заботься об нём, люби его.

Тришка. Это уж как водится. Барин − на то он и барин.

Курочкин. Ну, прощай, любезный, как там тебя… Вот тебе рубль на водку.

Тришка. Премного благодарны-с, ваше-ство… (Берёт деньги и кланяется.) Премного благодарны-с.

Курочкин понуро уходит, а Тришка, устало вздохнувши, выдёргивает из стола топор и уносит его на место. А Базальтов − тот спит.

Затемнение.

Часть девятая

Базальтов всё так же спит на постели в халате, а его слуга Тришка прибирает в комнате. Слышен тихий, скромный стук в дверь.

Базальтов(ворочаясь во сне). Тришка, подлец! Пойди скажи там, что барин, мол, барин… что не велел, мол, будить его…

Стук повторяется.

Тришка. Да кто там? (Открывает дверь.)

Входит девушка, просто и аккуратно одетая, с большою русою косою.

Так что, Олимпиада Куприяновна, к нам нельзя − пущать не велено.

Олимпиада. Трифон, да ведь мне только на одну минуточку!

Тришка. Даже и на минуточку − нельзя-с. Они изволят почивать опосля вчерашнего. Они здорово перепимши и никак не могут в себя прийти. А тут, как на беду, всякие посторонние ходют и ходют тут весь день… шастают всякие… А они (кивает на Базальтова) серчают дюже через это. Оченно для них это огорчительно…

Олимпиада. Трифон, я слышала, будто у твоего барина худо с деньгами, и его завтра собираются выселять? Правда ли, что у него дела так плохи?

Тришка. Никак этого не могёт быть, чтобы выселяли − потому как дворянин-с. Вы, Олимпиада Куприяновна, ошибаться изволите.

Олимпиада. Да уж ошибаться! Весь наш дом только об этом и толкует. Так неужели же всё это − пустые слухи? Неужто люди врут?

Тришка(с важностию, назидательно). А чего их слушать − людей? Люди − это мусор под ногами. А мы с барином уж что-нибудь да изобретём этакое-разэтакое, но до выселения не допустим.

Олимпиада. Ой, не смеши, Трифон! Ну что вы с хозяином сможете изобрести в таком положении?.. А про людей − это ты зря так. Грешно говорить такое…

Тришка. Отчего же грешно? Ежели которые понимают в людях, то для тех и не грешно. Потому как умственному человеку − многое и дозволено.

Олимпиада. Я вот денег вам принесла. (Протягивает Тришке кошелёк.) Здесь все мои сбережения, и вам этого хватит, чтобы за квартиру уплатить и разделаться с долгами.

Тришка удивлённо взирает на кошелёк.

Бери же! Ведь я от чистого сердца! (В смятении убегает.)

Тришка стоит с кошельком в руках и растерянно оглядывается на Базальтова, а тот, поняв по звуку хлопнувшей двери, что гостья ушла, перестаёт притворяться спящим и решительно встаёт с постели.

Базальтов. Да слышал я всё! Слышал! Ну чего таращишься на меня? Гони деньги сюда! (Берёт кошелёк и, наспех пересчитавши его содержимое, бросает на комод.) Боже ты мой! Дожил!.. (Обхватывает голову руками и сокрушённо ерошит волосы, мотая головою.) Дожил!.. (Поднимает на Тришку умные, совсем не пьяные и не сонные глаза.) Ведь ты пойми, Трифон: ведь это последняя степень скотства, когда мужчина живёт на подачки от женщины…

Тришка. Точно так-с!

Базальтов. Ну, дуэль − ладно! Ну, подрался третьего дня в кабаке − пусть! Выселяют из квартиры − и это терпимо! Можно жить и под мостом вместе с чертями, и под забором! Но чтобы брать от ЖЕНЩИНЫ, от простой честной труженицы-швеи, от этой прекрасной… от этой честной… Нет! Это выше моих сил!

Тришка. Да чего ж бы и не брать-то, ежели дают?

Базальтов. Ах, молчи, дурак! Ничего ты не понимаешь!

Тришка. Точно так-с!

Базальтов. Тришка! Хоть ты скотина последняя, но послушай: что же это я творю? Что я делаю? Куда я качусь? В какую пропасть? Ведь эдак и до полной катастрофы недолго будет!

Тришка. Ваша правда, Евгень Иваныч!